Unknown

Датч стоит лицом к толпе. Он обхватывает микрофон длинными тонкими пальцами. Его голос разносится по залу, когда он представляет группу, и я вижу, как несколько девушек падают в обморок. Бедняжки уже попали под его чары, что неудивительно. Датч высок и прекрасен в свете прожекторов.

Смотреть на него лучше, чем теряться в своих мыслях. Я замечаю его самоуверенную ухмылку, когда он отсоединяет микрофон. Он расхаживает по сцене, пока Зейн начинает играть на запоминающемся барабане. Его голова покачивается, и он распускает еще одну уверенную ухмылку. Это его мир, и он им владеет.

Зейн прекращает играть.

Затем он поднимает палочки и начинает отсчет.

Раз, два, три.

Я нахожусь так близко к барабанам, что когда Зейн стучит по тарелкам, я чуть не вырываюсь из собственной кожи. Финн вступает с фанковым риффом на басу, а Датч повторяет его на электрогитаре ритм за ритмом, его лицо напряжено в концентрации.

Я задыхаюсь от удивления, когда слышу игру Датча. Он использует музыку как оружие, разрушая все, что, как мне казалось, я знала о нем, и собирая все заново.

Рев становится громче, море первокурсников ухмыляется и подпрыгивает от восторга.

Я нахожусь сзади, поэтому мне виден только профиль Датча, но он достаточно мощный, чтобы удержать мое внимание. Острые скулы. Сильная челюсть. Пухлые губы. Он вгрызается в гитарную партию так же, как я вливаю душу в фортепиано, словно это его последняя ночь и ничто не имеет значения, кроме этого момента.

На сцене тысяча градусов, но мои руки покрываются мурашками.

Губы Датча приоткрываются, его волосы развеваются, когда он не отрывается от гитары. Он заворожил нас всех, ожидая.

А потом...

Он прикладывает рот к микрофону, и нота дрожит в воздухе.

Крики, доносящиеся из толпы, едва не разрывают мои барабанные перепонки.

Датч раскачивается из стороны в сторону, полностью отдаваясь песне. Я никогда не видела его с другой стороны, и это чертовски привлекательно.

Мне нравится его хрипловатый тон и реальность, которую он привносит в свое выступление. Он сырой и уязвимый, даже если темп бодрый.

Его признание, сделанное на днях, не выходит у меня из головы. Я не знаю, для чего я играю. Трудно представить, что он так сильно переживает, когда у него так хорошо получается.

Короли начинают свою первую песню, и дети разражаются аплодисментами.

В одно мгновение я вспоминаю, почему музыка так универсальна. Неважно, что у Датча на банковском счету гораздо больше денег, чем любой из этих студентов может себе представить. Неважно, что он ездит на шикарной машине, живет в особняке или имеет знаменитую музыкальную легенду в качестве отца. Прямо сейчас, в этот момент, он говорит на языке, который понимают все.

Я покачиваю головой в такт ритму, вникая в каждую строчку, каждый куплет и каждый аккорд. Не потому, что они идеальны, а потому, что певец не дает мне выбора, кроме как ожить.

В конце концов, я перехожу от покачивания головой к танцам на своем месте. Иногда я даже забываю, где должен играть треугольник.

Под конец выступления группа делает музыкальную паузу. Датч играет сложное соло на своей гитаре. Финн отбивает ритм на басу, а Зейн отрывается на барабанах, вызывая самую бурную реакцию старшеклассников.

Я вижу, что Датч жестикулирует мне.

У меня чуть глаза не вылезли.

Я продолжаю качать головой. Нет.

Он вздергивает подбородок, как бы говоря, что ты следующая.

Я снова качаю головой.

Он снова кивает.

Мы еще минуту изображаем боббл-хэд, пока Зейн не ударяет палочками по тарелкам и, пока золотые диски звенят, не указывает на меня.

Я тяжело сглатываю. Толпа втягивается в фокус, и страх грызет меня заживо.

— Ты встала, Каденс! — Предупреждает Зейн, заканчивая свое соло.

Сердце замирает в горле, я с трудом поднимаюсь на ноги, поднимаю треугольник и ударяю по нему палкой. Кольцо взвивается в воздух, и Датч тут же обволакивает ноту мелодией, чтобы она казалась чем-то новым.

Первокурсники сходят с ума, крутят головами и танцуют.

Я подпрыгиваю от восторга.

Я не... потеряла сознание.

У меня получилось!

Я нахожу глазами Датча и широко улыбаюсь ему. Он опускает подбородок в знак одобрения. Пот стекает по его лицу, волосы в беспорядке, но я никогда не видела его более пленительным.

Он отворачивается и снова поет припев. Гитара визжит под его пальцами. Мы готовимся к концу.

К моему удивлению, Датч поворачивается и жестом приглашает меня подойти к нему.

Я машу пальцем.

Он вскидывает голову в жесте «давай».

Я иду вперед, колени дрожат.

Янтарные глаза сверкают на меня, и хотя Датч ничего не говорит, я чувствую, как он спрашивает, готова ли ты к этому?

Я мотаю головой туда-сюда в отчаянном «нет». Не то чтобы его это волновало. Датч перебирает струны гитары, а Зейн бьет по барабанам. Пришло время для большого финиша.

Я вовремя нажимаю на треугольник.

Один раз.

Дважды.

Я подражаю Датчу и мотаю волосами вперед-назад.

Последний удар моего треугольника встречается аплодисментами и криками. Датч играет последний аккорд в прогрессии, прежде чем дать ноте прозвенеть.