Посадские люди вместе с крестьянами составляли тяглое население Московского государства. Отделение тяглых платежей и повинностей от обязанности воинской службы определялось постепенно. Пережитки общей ратной повинности можно встретить еще в XVI и даже в начале XVII века, когда случалось по крайней нужде привлекать торговых людей к гарнизонной службе. С другой стороны, постепенно выработался переход от податных привилегий вотчинного землевладения к общему освобождению от тягла личного, дворового боярского хозяйства при сохранении тяглых обязанностей помещичьих и вотчинных крестьян. Служба и тягло стали государственным назначением двух основных разрядов населения – служилого и тяглого, государевых слуг и государевых сирот.
В старину, в XIV и начале XV века, сиротами называется в грамотах той эпохи часть населения княжеских и монастырских вотчин, которая встречается и в редких документах, касающихся светского частного землевладения, и отличается полусвободным состоянием от свободного крестьянства тех же вотчин. Исторические потомки древнерусских изгоев, которые жили под сильной вотчинной властью на княжеской и церковной земле, сироты эти не имеют права свободного перехода. Они, а не так называемые старожильцы, первые предки позднейшего крепостного крестьянства. В то время как грамоты, упоминая про переход крестьянина из одного владельческого имения в другое, употребляют выражения «вышел» и «приняли его», про сирот говорят: «выбежали» и «переимал» их новый владелец. В эпоху развития вотчинного государства термин «сироты» означает все тяглое население по отношению к великокняжеской власти – в соответствие с наименованием бывших вольных слуг государевыми холопами. Оба термина означали гражданскую неполноправность, а послужили для осмысления нового уклада зависимости населения от верховной власти царя и великого князя. Вотчинный характер государственного властвования нашел себе яркое выражение как в этой терминологии, так и в общем представлении, что вся земля в пределах великого княжения есть земля государя великого князя. Свободное отчуждение крестьянами их земельных участков касалось пашни, покосов, угодий на великокняжеской земле: «продаю я, такой-то, - писали в купчих, - тебе, такому-то, землю государя, князя великого, а покосы и пахоты наши». Это представление в связи с организацией государева тягла легло в основу положения крестьянского населения в Московском государстве.
Полная реализация вотчинной власти великого князя над крестьянскими волостными общинами предполагала бы организацию управления ими через агентов его власти, близких к населению, подобных «посельским» приказчикам дворцовых и вотчинных сел. Такой властью, похоже, предназначено было стать волостелям, которых великий князь назначает для заведования отдельными волостями, оставляя за наместником только высший уголовный суд – дела о душегубстве и междуволостные «общие» дела. Великокняжеский волостель становится во главе волостного мира и властно вмешивается в его распорядки. Волостель распоряжается волостными угодьями, запустевшими участками и т.п., творит суди расправу с участием крестьянского волостного мира и его выборных властей. Трудно, по недостатку данных, определить, насколько волостельское управление успело получить широкое применение во времена Ивана III. Несомненно то, что оно не сыграло той роли, какая ему предназначалась, не стало исходным пунктом развития, так сказать, общегосударственного вотчинного управления. На это дело у московской власти не хватило организационных средств, да и личных сил, и середина XVI века принесла крутой поворот в строе управления Московским государством: замену кормленщиков-наместников и волостелей выборными земскими учреждениями.