Читаем Unknown полностью

Колонизируя занятые земли, крупные вотчинники заселяли их свободными поселенцами, кто им бил челом во крестьянство. На вотчинной земле эти свободные элементы сходились с исконной несвободной и полусвободной рабочей силой вотчинного землевладения. Их объединяла не только общая хозяйственная организация, но и общее подчинение вотчинной власти. Великокняжеские жалованные грамоты утверждают право владельца на вотчинный суд и расправу, освобождают население вотчины от подчинения органам наместнического суда и управления (так называемые невъезжая и несудимая грамоты). Вопреки довольно распространенному мнению, надо признать установленным, что эти грамоты не создавали новых прав и привилегий, а, согласно заключению, какое высказал еще К.А. Неволин, только подтверждали тот порядок, который существовал сам собой и по общему правилу с древнейших времен. Однако, формулировка этих старых прав и их определение в жалованных грамотах ставила их на новое основание и в новые условия. Признание, что для прочной действительности прав нужно пожалование от княжеской власти, делало их производными от княжеской воли, как источника всякого признанного права. Средневековое понятие пожалования вело и с другой стороны к установлению зависимости этих прав от княжеской воли: пожалование налагало обязанность верности и могло быть обусловлено определенными требованиями. Великокняжеская власть использовала практику выдачи жалованных грамот для проведения в жизнь воззрения, что права грамотчиков подчинены ее верховной воле, а обычный порядок возобновления грамот при каждой смене правителей, с одной стороны, и вотчинников, с другой, - для постепенного пересмотра грамот по их содержанию, с общей тенденцией к ограничению предоставленных грамотчикам льгот и привилегий. Так жалованные грамоты, давая крупным землевладельцам опору по отношению к другим группам населения, ставили, в то же время, вотчинную власть в подчиненную зависимость от власти великого князя, делали ее из самодовлеющей – делегированной путем милостивого пожалования.

Вся эта эволюция отношений направлена к разрешению коренного противоречия между вотчинной властью князя над всей территорией его княжения и вотчинными же правами крупных землевладельцев. Весь строй этих прав был настолько близок к княжескому властвованию над территорией и населением, что связь боярщины с княжеством, казалось, держится только на личной вольной службе ее владельца князю. Право отказа от этой службы и отъезда с нее грозило нарушением целостности самой территории княжества. В наших источниках мало свидетельств о том, что русское средневековье знало «отъезды с вотчинами», не только служилых князей, но и вольных слуг. Это потому, что наши источники относятся, преимущественно, к Московскому княжеству и к эпохе быстрого усиления великокняжеской власти. Отъезд с вотчинами был рано подавлен, и великим князьям оставалось лишь устранить их запоздалые пережитки в великорусских политических захолустьях, постепенно входивших в его прямое управление, где дольше держалась изжитая старина. В тех документах, по которым мы изучаем эти отношения, органическая связь вольной службы с вольным вотчинным землевладением, уже порвана: боярин-отъезчик может служить другому князю, сохраняя вотчинные владения по месту прежней службы, но его вотчины «тянут судом и данью по земле и по воде», т.е. не выходят из политического состава территории покинутого князя, и сам боярин обязан в случае вражеского нападения лично и с людьми явиться на ее защиту. Боярская служба врастает в землю, крепнут ее связи с территориальным господством княжеской власти.

В XIV и XV столетиях договоры между князьями озабочены закреплением боярской службы за княжествами. Великие князья проводят в них, по мере возможности, подчинение всей воинской силы мобилизации и военному командованию по месту землевладения, а не личной службы, подчиняют своему контролю боевую службу бояр младших княжений, входивших в состав территории великого княжества, добиваются права карать уклоняющихся от нее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
10 мифов о КГБ
10 мифов о КГБ

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷20 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, пришли антисоветские мифы о «кровавой гэбне». Именно с демонизации КГБ начался развал Советской державы. И до сих пор проклятия в адрес органов госбезопасности остаются главным козырем в идеологической войне против нашей страны.Новая книга известного историка опровергает самые расхожие, самые оголтелые и клеветнические измышления об отечественных спецслужбах, показывая подлинный вклад чекистов в создание СССР, укрепление его обороноспособности, развитие экономики, науки, культуры, в защиту прав простых советских людей и советского образа жизни.÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Александр Север

Военное дело / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги