Unknown

сильевича, спросил у Монзикова, а не хочет ли Монзиков, напри-

мер, тоже заняться литературой.

- Понимаете, Александр Васильевич! В нашей тяжелой работе

нужна отдушина. У одних – это водка, у других – бабы, извините,

пожалуйста, ну а у нас с Вами - это стихи. Ведь как приятно про-

честь где-нибудь в транспорте или еще где-нибудь хорошие, краси-

вые стихи, которые сразу же уносят в даль, которые зовут тебя все-

го, без остатка…. Ну, как? Вы согласны? – и Кефиров, как только

мог, с силой сжал обеими руками руку Монзикова.

- Владимир Николаевич! Дак ведь я – это…

- Ничего, ничего! Вот лучше послушайте, что у меня получи-

лось ко Дню милиции, – и Кефиров встал у окна, поднял правую

руку, а затем, вытянув по-ленински вперед, подбоченясь, начал

громко и не спеша декларировать очередной шедевр.

Весна пришла и солнце начало светить, А осенью листва желтеет быстро,Запели птички весело и громко, И ветки оголяются всегда,

И стало ясно, что на свете жить

И лед бывает светится искристо,

Легко и радостно!

И не видна уже нигде трава…

Монзиков пребывал в глубоком раздумье. Он не помнил уже

начала разговора и цели своего визита. Хотелось курить, курить и

еще раз курить.

- А знаете что? Мы вот прямо сейчас, здесь, с Вами напишем

прекрасные и добрые стихи, и посвятим их нашей дружбе! Вот, да-

вайте… – Кефиров всунул в руку Монзикова слюнявый карандаш и

полузаполненный чей-то протокол. – Пиши. Давай! – и он, быстро

семеня из угла в угол, начал диктовать очередной милицейский ше-

девр.

У природы нет плохой погоды! Не печалься, только не печалься

Всякая природа благодать!

Если вдруг любовь ушла совсем,

Если только беды и невзгоды, Ты возьми котенка, да и сжалься

69

Надо все бросать, бросать, бросать!

Верь мне! Это – помогает всем!

-

Получилось! Получилось! – Кефиров радостно бегал по ка-

бинету. Он был на вершине счастья. Вдохновение, посетившее его,

не уходило. Ему хотелось творить, творить, творить!

- Да, товарищ майор, я – это, вспомнил. А ведь я теперь, поче-

му-то, стал следователем… – и Монзиков нерешительно взглянул

на Кефирова.

- Поздравляю, поздравляю Вас, Александр Васильевич! Это

просто прекрасно, что…

- Но ведь я должен был бы быть опером?! – несколько нере-

шительно перебил Монзиков витавшего в облаках предстоящего

литературного успеха Владимира Николаевича. – Старшим, – тихо-

нечко добавил Монзиков.

- Все хорошо, все хорошо! Все очень-очень хорошо! – Кефи-

ров вдруг начал выпроваживать Монзикова из кабинета, ссылаясь

на то, что у него очень много работы.

Как только дверь за Монзиковым закрылась, РУВД содрогну-

лось от протяжного крика, исходившего из кабинета отдела кадров.

Закрывшись на два оборота замка, Кефиров в экстазе и предвкуше-

нии литературной славы начал творить. До глубокой ночи на бума-

гу строчка за строчкой ложились прекрасные рифмы, наполненные

искренностью и чистотой, пафосом и большой жизнеутверждаю-

щей силой.

Тетя Клава – уборщица, убиравшая раз в неделю кабинеты от-

дела кадров, зайдя к Владимиру Николаевичу в 800 утра, увидела

маленького майора, сладко спавшего с непосредственной детской

улыбкой за большим, заваленным исписанными и скомканными

листками столом. Она тихонечко взяла из рук спящего Кефирова

оконченный очередной шедевр и по слогам в полголоса начала чи-

тать.

Солнце светило, птицы кричали,

Звери и птицы радостно бегали,

Только коровы уже не мычали,

Они отдоились и уже не прыгали.

Природа гордилась своими детьми,

И солнце, и небо было прекрасно.

Люди! Будьте всегда Людьми!

Любите друг друга сильно и страстно!

Пусть будет удача везде и всегда!

70

И каждый праздник будет прекрасным!

А боль и беда уйдут навсегда,

Чтоб жизненный путь озарялся светом ясным!

Тетя Клава, закончив чтение, с грустью и тревогой посмотрела

на сладко спавшего Кефирова. "Бедненький! Совсем зарапортовал-

ся! Пора тебе, касатик, в отпуск! Ох, пора, бедненький мой!" И она

нежно погладила его по головке.

Через полчаса, после уборки в кабинете начальника РУВД,

Кефиров был вызван на ковер к начальнику управления.

-

Ну, Кефиров, рассказывай! Как это ты дошел до того, что

стал втихаря писать стихи? А?

-