Unknown

Тиса присела на лавку у стены хозяйского дома и прикрыла глаза. Пол минуты ей хватило, чтобы понять, где сейчас находится пес. Мало того, в ее голове будто включилось что-то - она вдруг откуда-то знала направление, по которому следует двигаться, чтобы забрать собаку. Через десять минут четверо - Устин, Поня, Гишка, которого Аля, не имея возможности оставить дом, послала в поддержку, и Тиса подходили к яме на выгоне в конце улицы, сразу за рядом огородов. На дне ее под ветками в луже дрожал пес. Попался в ловушку, как некогда древоед. Только у древний тогда был размером с теленка, и овраг, куда он свалился гораздо глубже. Устин сам слазил в яму и вытащил пса. Вымазался снова, естественно, но тут уж без этого никуда. Поня бегала вокруг ямы и заглядывала в нее. Да и Тиса намешала грязи ботинками. Обувь чистить придется всем.

- Это ж надо! Нашелся! Тиса Лазаровна, да вы кудесница! - удивленно воскликнула Аля, спускаясь с крыльца, заметив сына с Силачем на руках. - Живой? Сейчас я ему теплого борщеца-то налью. А со вчерашнего дня костей куриных осталось.

Когда ослабший пес с урчанием накинулся на еду, улыбались все. Даже Тарас показался из-за подсобок и угрюмо наблюдал за отъедающейся за десятерых животиной.

***

Ближе к обеду в дверь флигеля аккуратно постучали. На крыльце стоял Устин с обеденной корзинкой. Обычно Аля посылала Гишку отнести обед, а сегодня вот, сын вызвался. Тиса забрала корзинку и с улыбкой пригласила мальчишку в дом. Устин колебался недолго, затем все же переступил порог, однако дальше сеней заходить не стал.

- Спасибо большое, что Силача нашли, - произнес Устин. - И… - он замялся, а потом все же выговорил виновато. - извините меня.

- Да ладно, - улыбнулась Тиса, вспоминая влетевшую в окно крысу и свою косынку с шарфиком в качестве подстилок для собаки. Сейчас даже смешно вспоминать. - Что было прошло и быльем поросло. Верно?

- Дед был бы не против, что вы живете в его доме, - вздохнул мальчишка. - Но вот я еще письмо… Мне жаль. Я не хотел сначала, честно. А потом…

- Какое письмо? - обеспокоилась Тиса. Улыбка ее перестала быть великодушно широкой.

- Ваше. Мать его в отправной латок положила, а я незаметно вытащил, смял и в корзину бросил, - лицо мальчишки приобрело красный оттенок. Глаза глядели в пол. - Простите меня, Тис Лазаровна.

О Боже! Это не ребенок, а сущее наказание! Тиса выдохнула, сдерживая первые эмоции, а затем сжалилась над мальчишкой. Уж больно красноречиво пылали его уши.

- Мне, конечно, неприятно, что ты это сделал, - проговорила она. - Я очень рассчитывала на это послание. И мне ужасно жаль, что один человек не получил его. Но я прощаю тебя. Только знай, в какой-то момент шалости могут запросто перестать быть безобидными. В частности, от этого письма, зависели жизни людей.

При этих словах Устин поднял испуганные глаза.

- Не волнуйся. Те, кому назначалось, и без него обошлись. Но Устин, пора взрослеть и помогать матери и отцу.

- Отцу на нас плевать, - буркнул он.

- Но тебе-то нет. Я права? Поддержи свою семью, и в будущем тебе не придется краснеть.

Спустя минуту, с крыльца флигеля Тиса смотрела, как мальчишка пересекает двор, чтобы взбежать по ступеням и исчезнуть в недрах хозяйского дома. Оставалось надеяться, что на сей раз она достучалась до этого упрямца.

А жизнь, получается, продолжает ставить подножки. Судьба ее письма оказалась незавидной - корзина для порченых бумаг. Теперь стало очевидным, что Демьян нашел башню вовсе не благодаря ее подсказке. Вэйн не знает ни о ее чувствах, ни о том, что она пользуется даром, чтобы подсматривать за его жизнью. Он ничего не знает о ней!

“Драконья чешуя!” - прошипела себе под нос. Кажется она стала ругаться по вэйновски. Не удивительно. Когда долго наблюдаешь за этой братией, то так или иначе начинаешь перехватывать словечки. Написать еще одно письмо? Нет! Никаких писем. Только личный отъезд.

Климентий явился после полудня, и Тиса попросила прежде, чем отправиться в школу, проехаться к храму. Учитель согласился, не задавая лишних вопросов. И за это ему душевное спасибо. Если бы не волнение на сердце, поездку можно было назвать приятной. Солнце припекало, высушивая последние лужи и наполняя воздух влажностью, как после короткого ливня в знойное лето. Темные воды Патвы освободились окончательно от льда и теперь радостно плескались в берега, окаймленные камышовым сухостоем, с одной стороны моста, и в каменные борта канала - с другой. Войнова приспустила с плеч пальто и сняла шапочку с Пони.

За мостом впереди показалась телега с толпой людей. Оказалось, на излучине выловили утопленника. Тиса прижала к себе Поню, а сама оглядела распухшее синее лицо несчастного, лежащего на телеге, как очередное упоминание о бренности всего живого. Грузное тело в измятом сюртуке, грязный кушак с двойной полоской по краям должно быть некогда имел белый цвет. Желание посетить храм увеличилось вдвое.

- Эй, посторонитесь, любезные, - прикрикнул с толикой досады в голосе Климентий растянувшейся по дороге толпе.

Но люди не спешили освобождать проезд. Судачили о несчастном.