Unknown

- Эта картина называется “Охота шуйскаго шэйха”, - указала ладошкой Лизонька на произведение заморского искусства. - Художник Рамоль Чен написал ее три века назад в Бад-Сарае.

Тиса с удовольствием рассмотрела, как искусно выписан парчовый халат шейха, поразилась, как достоверно блестят взмыленные лошади и чуют носами добычу тонконогие гончие.

- Прекрасная работа, - похвалила Тиса.

- Ее матушка привезла из Брельска, - произнесла гордо Лиза. - Это большой портовый город на берегу моря, где учится мой брат. Вы там были?

- Нет.

- Дайте угадаю. Вы и море даже никогда не видели?

Войнова с сожалением покачала головой.

- Какой ужас. Ни разу еще не видеть море! Матушка говорила, у вас и театра нет. Не представляю, как можно жить в этих жутких провинциях. Должно быть, вам в вашем деревенском городке было невероятно скучно?

- Ничуть, - отвернулась от картины Тиса и посмотрела на красавицу. - У нас тоже порой случаются занятные случаи.

- Это какие же, позвольте узнать? - с усмешкой спросила Лизонька.

- Да так, пустяки. Недавно в нашем лесу изнань объявился. Огненный, в два человеческих роста.

В следующие несколько секунд Тиса с наслаждением наблюдала, как выдержка оставляет Отрубину, и девушка испуганно таращит на нее прекрасные глаза.

- Да, не волнуйтесь вы так, - сжалилась над ней капитанская дочь и улыбнулась. - Демон недолго гулял. Пока наш наместный вэйн его в изнанку не отправил.

И пусть она про наместного присочинила - с изнанем справился совсем другой человек, зато хоть ненадолго с Лизоньки слетел этот надменный вид.

Заметив мольберт, расположенный у дальней светлой стены гостиной, напротив выхода на балкон, Тиса сменила тему:

- Я слышала, вы сами рисуете. Должно быть, вас вдохновил вид из окна?

- Да, - протянула Лизонька, кидая на мольберт рассеянный взгляд.

- Позволите взглянуть?

- Нет, - резче, чем полагалось в таких случаях, ответила девушка. И тут же смягчилась. - Я хотела сказать, что картина еще далека от завершения.

***

Когда Тиса вернулась в свою комнату, то заметила следы пребывания горничной - ее кофточка и зеленое шерстяное платье, которую она выложила, чтобы отдать по возвращении в гладильню, были аккуратно сложены и складированы на спинке кровати. Покрывало снова соперничало гладкостью с яичком. А клетка с голубями переставлена с подоконника в темный угол меж шкафом и столиком, на лист старой газеты. Войнова вернула клетку на место - к свету, и покормила птиц.

Какое-то время Тиса посвятила написанию писем: отцу, Агапу Фомичу и Ганне. Трубочку из готовых посланий она спрятала в туесок для голубиной почты и, “снарядив” сизаря, одного из четырех из клетки, Тиса выпустила птицу из окна в небо. Проводила взглядом голубка и пожелала ему счастливо добраться до части.

Вечером Марья Станиславовна в сопровождении компаньонок отбыла на чей-то званый ужин, и вечернее домашнее застолье отменилось. И слава Святой Пятерке. Тиса спокойно поужинала в хлебной. И ближе ко сну, завершив дела насущные, девушка зажгла вэйновскую свечу и улеглась в кровать, листая библиотечные книги.

Уже через полчаса ее настроение несколько испортилось. Очень много из написанного в книгах оказалось ей не понятным. Сухая формулировка понятий пугала заковыристыми оборотами. Но кое-что все же из прочитанного показалось ей интересным. Например, запомнилось высказывание знаменитого видящего прошлого века - Ликардия Фоля: “Настоящий искун обязан видеть еще дальше”, - считал мудрец: “Он должен читать лица людей, подобно умелому физиономику, дабы не стать орудием в руках лжеязыкой корысти. Первое правило уважающего себя Intago - пользуй дар, отпущенный тебе Единым, во благо, и никогда - для наживы собственной, либо чужой”.

Как и рассчитывала Тиса, книги отвлекли ее от других мыслей, и заснула в этот вечер она более-менее благополучно. Другое дело, что ночь все равно выдалась беспокойной. И видения на сей раз оказались ни при чем.

Ее разбудили громкие крики за окном. Тиса поплелась к окну. Под тусклым светом уличных фонарей на противоположной стороне Бережковой дюжина человек гналась за тремя беглецами и при этом многоголосо ругалась. Убегающие неслись по мостовой не хуже оленей, придерживая шляпы руками. Последний толсяк в белом кушаке под сюртуком бежал последним. Кто-то в толпе преследователей поднял было стреломет, но не выстрелил.

- Шкуру сдерем! А ну стоять, твари!

- А вы поймайте сначала! Дроты-то у вас закончились! Хе-хе.