- Я тоже, но он знает, кто сделал это. Он знаком с остальными нараянистами. - Ее зубы блеснули, словно в оскале. - Пусть лорд доктор даст ему сыворотку правды, чтобы вытянуть из него имена.
Мартинес подавил дрожь.
- Она не всегда действует, - сказал он. - Лишь понижает сопротивляемость и может дать непредсказуемый эффект. Филлипс будет бормотать случайные имена, и всё.
- Посмотрим, - ответила Миши. - Может, не на первом допросе, но если повторять их день за днем, правда всплывет. Она всегда в конце концов всплывает.
- Надеюсь на это.
- Пусть Корбиньи тоже придет. Я возьму ее с собой в тюрьму. Вы и... - она взглянула на Марсдена, - ваш секретарь можете вернуться к своим обязанностям.
Мартинес был потрясен.
- Я... - начал он. - Филлипс мой офицер и... Я хочу видеть, как вы используете препараты, которые вытащат из него все секреты и лишат достоинства. Он оказался там из-за меня.
- Теперь он не ваш офицер, - отрезала Миши. – Он ходячий мертвец. Честно говоря, не думаю, что он захочет видеть вас там. - Она посмотрела на Мартинеса и уже несколько мягче добавила: - Вы должны управлять кораблем, капитан.
- Слушаюсь, миледи. - Мартинес отсалютовал.
Они с Марсденом провели остаток дня в привычной круговерти мелких обязанностей. Марсден казался молчаливым и враждебным, а мысли Марстинеса блуждали, не давая сосредоточиться на делах.
Он поужинал в одиночестве, выпил полбутылки вина и отправился искать доктора.
***
По пути к лазарету Мартинес столкнулся с выходящей оттуда леди Джульеттой Корбиньи. Она была бледна, а огромные глаза казались еще больше.
- Простите, лорд капитан, - сказала она и почти бегом поспешила прочь. Мартинес проводил ее взглядом и вошел в лазарет. Доктор Цзай развалился за столом и, подперев подбородок кулаком, созерцал полупустую мензурку с прозрачной жидкостью. Его дыхание отдавало резким запахом хлебного спирта.
- Боюсь, лейтенанту Корбиньи нездоровится, - сказал Цзай. - Дал ей кое-что для успокоения желудка. Ее вырвало на пол посреди допроса. - Он поднял мензурку и мрачно посмотрел на жидкость. - Кажется, она не создана для работы в полиции.
В Мартинесе закипела дикая, но бессильная ярость.
- Что удалось узнать? - спросил он.
- Практически ничего, - ответил Цзай. - Филлипс сказал, что не убивал капитана и не знает, кто это сделал. В принадлежности к культу тоже не признался. Кулон с аякой был подарен ему в детстве старой нянюшкой, что, кстати, подтвердить уже нельзя - няня умерла. Еще сказал, что понятия не имел о значении аяки, просто думал, что это красивое дерево, популярное среди садоводов.
Цзай опять рухнул на стол, отпив из мензурки.
- Когда сыворотка подействовала, он продолжал твердить то же самое, пока не начал подводить мозг. Тогда он запел. Гарсиа, комэскадрой и Корбиньи, пока не блевала, пытались вернуть его к теме смерти капитана, а он всё пел одно и то же. А может, разное. Трудно сказать.
- А что он пел?
- Не знаю. На каком-то древнем языке, мы не поняли на каком, но все услышали слово "Нараянгуру", значит, это было что-то ритуальное. Вот займутся им следователи, разберутся, что это за язык, и тогда лорду Филлипсу несдобровать. А если Следственный комитет на этой неделе свяжется с Легионом и передаст ему дело, то полклана лорда Филлипса тоже будут арестованы и им придет конец, потому что у Легиона гораздо больше средств убеждения, чем у нас, и врачи у них гораздо хуже меня - они гордятся, что у них признаются абсолютно все. - Он взглянул сначала на мензурку, а потом на Мартинеса.
- Извините, капитан. Я плохой доктор и плохой хозяин. Разделите со мной напиток утешения?
- Нет, спасибо, я уже достаточно выпил. И у вас будет жутчайшее похмелье.
Доктор устало улыбнулся.
- Не будет. Глотну то, глотну сё, и очнусь новым человеком. - Он погрустнел. - А потом комэскадрой опять превратит меня в плохого доктора, заставив вкалывать препараты в сонную артерию беззащитного бедняги, по-моему, пальцем никого не тронувшего, но мое мнение никого не интересует, он всё равно умрет... и кто ж меня за язык тянул, когда зашла речь о ранах капитана. - Он добавил спирта в мензурку. - Я-то думал, буду отличным детективом, выискивая улики, как в полицейских сериалах, а вместо этого вляпался во что-то грязное, мерзкое и низкое, и честно говоря, хочется, чтобы вырвало и меня, а не только Корбиньи.
- Продолжайте пить, и вас вырвет, - сказал Мартинес.
- Стараюсь, - ответил Цзай, подняв стакан. - До дна.
Мартинес почувствовал горький привкус поражения. Он вышел из лазарета, поклявшись, что когда его в очередной раз осенит, он будет молчать.
***
Вызов от Гарсиа заставил Мартинеса подскочить на кровати и броситься на гауптвахту, на ходу застегивая мундир, надетый прямо на пижаму.
- Его всю ночь охраняли, лорд капитан, - быстро доложил Гарсиа, как только Мартинес вошел. - К нему никто не мог приблизиться.
Мартинес заглянул в камеру лорда Филлипса и тут же пожалел об этом.
Ночью Филлипс порвал подкладку амортизационного ложа, служившего ему постелью, вытащил поролоновый наполнитель, и пихал его себе в рот, пока не задохнулся.