А интересовал меня генеральный комиссар округа Белоруссии Вильгельм Кубе. Он уже месяц сидит на этом посту, его приход ознаменовался массовыми расстрелами евреев из гетто и пленных из лагерей. Если кто и может отдавать приказы охранным дивизиям, то только он. Главное убедить его, чтобы слушался меня как маму родную. Честно говоря, есть только наброски плана, как в действительности действовать буду, сам пока не знаю, импровизация наше всё. Но рядового к нему не пустят, потому и нужен офицерский мундир. Штаб его администрации меня не интересует, а вот личное жилище, где и постараюсь прихватить его за яйца, это уже интересно.
Сейчас добываем форму. Я прокатился на мотоцикле по улицам туда-обратно, однако он в розыске, хоть я грязью номер замазал, но надолго этого не хватит, так что избавился от техники — загнал мотоцикл в какой-то проулок и там оставил. Всё ценное с него снято, я даже карабин оставил в группе, при мне лишь пистолет «вальтер» в кармане и нож за голенищем сапога. Мои личные вещи спрятаны в парке Минска. Буду уходить, заберу. Не имею привычки разбрасываться вещами. В этот проулок, похоже, не часто заходят, так что неизвестно, когда машину обнаружат.
Поправив ремень, уверенным шагом покинул проулок и направился на поиски дарителя формы. Пусть дарителем тот станет невольным, но мне это было как-то не важно. Один раз меня патруль проверил, я предъявил им жетон СД, сообщил, что на задании, и направился дальше.
Офицера СС подходящей комплекции я нашёл, потом направился к дому, где занимал пол-этажа правитель Белоруссии. Его охранял целый взвод, боялся он за свою жизнь, и не зря. Встретившему меня на входе офицеру я сообщил, что доставил срочную депешу про большой десант русских неподалёку от Минска, и меня сопроводили наверх к комиссару — сработало сообщение, что у меня есть что передать на словах. Начальник охраны лично сопровождал. Того, что меня могут опознать, точнее офицера, которого я изображал, я не опасался. По счастливой случайности, он прибыл из госпиталя на реабилитацию сегодня утром, и его никто не знал в городе. Да и то, что он пропал, обнаружат не скоро. А труп я спрятал в кустарнике, надев на него красноармейские кальсоны. Так что закопают как неизвестного беглого русского пленного и забудут. Татуировки «СС» под мышкой я у него не нашёл. Если бы была, пришлось бы серьёзнее прятать.
Оружие сдал внизу охране, но не обыскивали, поэтому, когда меня провели в кабинет комиссара, я ударил ножом начальника охраны в сердце и рванул к хозяину кабинета. Тот, вскрикнув в ужасе, уже тянулся к телефону — я вырубил его. Привязав комиссара к его же креслу, утащил тело майора в соседнее помещение, оказавшееся спальней, и бросил там. Только оружие забрал, такой же, как у меня, «вальтер». Потом пробежался по квартире, нашел еще троих: служанка, повариха, обе из местных, и, похоже, супруга Кубе. Связал всех крепко, с кляпами. Дальше работал с комиссаром, сделав его полностью подконтрольной мне марионеткой. После этого он позвонил начальнику минского гарнизона и сообщил о десанте, мол, подпольщики прерывают связь, но до него информация дошла. Сообщил, что русские сбросили две свои десантные бригады, приказал направить туда подразделения и выставить заслон на пути к Минску — русские идут именно сюда. Информация проверенная, из Генштаба подтвердили. Утка, конечно, которая продержится пару часов или чуть больше, но начальник гарнизона вынужден будет использовать части, причём комиссар настоял на ослаблении охраны лагерей. Мол, никуда те не денутся, а русские хорошо вооружены.
Войска начали выдвижение. Батальон охраны лагеря, где содержатся командиры, тоже должен был покинуть свои казармы, это Кубе особо отметил. На робкие возражения коменданта жёстко отчитал того, и генерал был вынужден взять под козырёк. Ну всё, дальше работают парни-десантники и освобождённые командиры. Батальон, оставив только один взвод, уже должен был покинуть территорию лагеря. До заката полчаса оставалось, по времени пока успеваем.
Когда стемнело, комиссара соединили с дежурным лагеря, и вызванный лейтенант подтвердил, что там остался только взвод. Офицер этим был взволнован, и Кубе, передавая мои слова, успокоил того, мол, рядом немецкая часть стоит, если что, придут на помощь.
Кубе умер от обильного кровотечения, так и сидел с распоротым животом, с ужасом глядя на меня и истекая кровью. Убедившись, что он труп, я прихватил чемоданчик, осмотрел квартиру — у него оказалась небольшая коллекция огнестрельного оружия, двадцать семь единиц: револьверы и пистолеты, плюс небольшой «вальтер» с дарственной от самого Гитлера. Судя по украшениям на оружии, их ему дарили, на некоторых позолота, другие никелированные.