Более точные сведения имеются об утратах Москвы. В ней, согласно скрупулезным подсчетам историка С. Н. Бурина, с 1917-го до 1989 года снесено 368 храмов. В 1940 году специальная комиссия Академии Архитектуры СССР подвела итоги предвоенной реконструкции города: с 1917-го по 1940 год «уничтожено 50 процентов архитектурно-исторических памятников национальной архитектуры». По самым скромным, неполным подсчетам, в советское время в Москве разрушено около 700 памятников архитектуры и около 3 тысяч зданий исторической застройки. Согласно официальным данным, преданным гласности на Всесоюзном совещании по вопросам охраны памятников культуры 1988 года, в 1950–1980-е годы в Москве было снесено 2200 исторически ценных зданий, в том числе с 1976 года — 805. В 1976–1990 годах, согласно официальным документам, Комиссия по вопросам сохранения зданий в исторических районах Москвы рассматривала вопрос о сносе 2575 зданий, разрешила снос 1360. Этот печальный процесс с размахом продолжается в наши дни — «реконструкция» города ежегодно пожирает десятки старинных домов и особняков, на месте которых воздвигаются доходные офисы, торгово-развлекательные комплексы и элитное жилье. Среди погибшего в 1991–2006 годах — несколько палат XVII века, дворянские особняки XVIII–XIX столетий, дома, связанные с именами Пушкина и Сухово-Кобылина, А. Островского и Есенина, И. Ильфа и А. Тарковского, здания, построенные Баженовым, Казаковым, Шехтелем… Но это отдельная тема. Кремль, к счастью, вандализм 1990-х почти не затронул.
С ним расправились гораздо раньше.
Наверное, можно отыскать конкретные причины исчезновения каждого из тысяч исторических памятников, погибших в России в XX веке, в том числе кремлевских. Но есть одна общая причина. Ее сформулировал несколько лет назад в беседе с автором этих строк доктор искусствоведения, директор Государственного института искусствознания А. И. Комеч: главное условие сохранности культурного наследия — желание властей и граждан его сохранить. Если памятник погиб — значит, этого желания не было, значит, сохранность объекта наследия не была категорическим императивом для властей, архитекторов и реформаторов. Уничтожение памятника культуры ради решения транспортных, жилищных, хозяйственных, социальных, идеологических и иных проблем есть не что иное, как нежелание искать компромисс между нуждами современности и ценностями культурной и духовной истории народа, которая, конечно же, является не менее важным элементом той самой современности, ради коей приносится в жертву.
Вышеописанная «причина нежелания» пронизывает историю всех сносов, утрат и вандализмов России последнего века (и Кремля, разумеется). Но откуда берется это нежелание? Позволим себе старинную цитату из рукописи человека, который заплатил за охрану памятников собственной свободой и жизнью.
«Русская революция… позволяет на основе разрушений и вандализмов построить целый психико-социальный этюд. Страсть к разрушениям на известной ступени развития есть, в сущности, не что иное, как творчество со знаком минус… Как и во всяком творчестве, в нем наблюдается желание проявить себя, причем с наибольшим эффектом и по линии наименьшего сопротивления. Характерно, что такое творчество не продиктовано соображениями материального характера. Разрушение ради разрушения соответствует идее „искусства для искусства“… „Отрицательное“ творчество обросло хищничеством, величайшим обогащением и стремлением рассчитаться с „проклятым прошлым“. И в результате слияния этих трех элементов, как в некоем химическом соединении, произошел тот взрыв, от которого запылали дворцы и дома с колоннами, рухнули церкви, загорелись костры с книгами, старинной мебелью».
Алексей Николаевич Греч, председатель Общества изучения русской усадьбы, написал эти строки в 1930-е годы, в лагере на Соловках. Кажется, что они несколько устарели, что объясняют лишь вандализм первых послереволюционных лет. Но это только на первый взгляд. Свидетель гибели старой культуры и ее памятников, Греч подметил крайне важную связь разрушения и творчества. «Отрицательное» творчество со временем оттеснялось на задний план «созидательным», но суть оставалась та же: ценности, связанные с прошлым, легко приносились в жертву творчеству нового. Социальному, культурному, архитектурному, идеологическому. История Москвы и XX столетия, и начала XXI века, к сожалению, богата примерами неравной борьбы «творцов» и хранителей наследия.
Конечно же, Кремль, ставший в 1918 году замкнутой цитаделью и резиденцией коммунистических вождей, жил по иным законам и правилам, чем окружавшая его «красная столица». Здесь не было коммунальных квартир, хлебных очередей, трамвайных звонков и толкотни на оживленных улицах. Сюда не заглядывали экскурсанты, и простые москвичи не могли уже, как в проклятые царские времена, гулять по кремлевским садам и осматривать старинные храмы и терема. Храмы, естественно, были затворены в том же 1918-м, и кремлевские колокола надолго умолкли.