Я был простым мальчиком, то есть пацаном. А потом как-то собрал все свои игрушки, роботов и, найдя на балконе коробку, спрятал их глубоко в шкафу. Они стали мне неинтересными, даже начали раздражать. Все это длилось до середины лета, пока ко мне в магазине не обратилась женщина, она сказала «девочка». Я не понял, может, она ошиблась, и переспросил ее. Тогда не придал никакого значения, но с парнями уже перестал играть. Мой голос меня выдавал, чувствовал себя ущербным, хотелось хрипеть, но вместо этого я звонко кричал. Физиологически я был простым мальчишкой, но что-то во мне было не так, и понимал это не только я, но и мои родители. К осени соски перестали ныть, но на их месте появилась грудь. Ужасно говорить, но это была настоящая грудь девчонки. Заходил в ванну и рассматривал ее, нажимал пальцем. Это были не мышцы, грудь была твердой, она была не моей, я не мог поверить, что это у меня. Перед школой мама повела меня в поликлинику, а потом началось. Я не мог понять, что случилось, но они забегали. Нас посылали ко всяким врачам, анализы, в другие поликлиники, а потом… Мама ничего не сказала, она молчала, так же как и отец, но я понял, что-то не так со мной. Тогда они ничего мне не сказали, и я благодарен им за это.
Через несколько дней после завершения эпопеи с врачами мама принесла домой целую сумку вещей. Сказала, что знакомая с работы хотела их выбросить, ее дочь выросла, но они почти новые, поэтому мама взяла их чтобы постирать, привести в порядок и отдать нашей тете Лиде. У нее дочь моего возраста, Светка, я давно уже ее не видел, даже соскучился. Мама достала их, разложила на диване и начала рассматривать, где надо подшить, а где просто пуговицы поменять. Она попросила ей помочь. Я никогда не любил эту работу, гладить, да еще и возиться с иголкой, но в этот раз я с интересом все делал. После стирки все сам перегладил. Смотрел на эти вещи, складки, порой нелепый цвет ткани, непонятные для меня сборки и завязочки, пальцы сами их перебирали. Когда все ушли и я остался один, стал примерять на себя столь необычную одежду. Зачем это сделал? Может, из любопытства, а может, что-то почувствовал, когда гладил одежду незнакомой девочки.
Я разделся, встал перед зеркалом. Необычное зрелище. Тело мальчишки, худые ноги, маленькие бедра, штаны всегда с меня спадывали. Живот как живот, а вот грудь, она не моя, она чужая, и если прикрыть низ тела, что я и сделал, то в зеркало на меня смотрела девчонка. Колючие глаза, грудь, лицо, да, лицо изменилось за это лето, оно стало так же чужим. И волосы, с ними тоже было что-то не то. И вообще, в зеркале был не я. Меня это не испугало, а наоборот, появилось любопытство и желание испытать что-то новое, а новое была эта одежда, для чего я в, прочем, и разделся.
Дискомфорта я не испытывал, когда надел плавки, ну и что из того, что девчачьи, мало чем они отличались от моих, разве что цвет да пару бантиков. Потеребив их, взял футболку и надел на себя, она как и моя, что ношу всегда. Снял и надел какую-то рубашку, нет, наверное, это была все же не рубашка, а кофточка. Рукава необычно короткие, попробовал натянуть, не получалось. Широкие манжеты, и плечи странные, торчали вверх. Увидев себя в зеркале, я хихикнул. «Ну ладно», – подумал и продолжил. Джинсы не вписывались в этот наряд, хотя и были привычными, но и они были для меня в новинку. Сидели низко, хотелось подтянуть повыше, они просто сползали. Сняв их, я посмотрел на диван. Джинсы были одни, оставались юбки и платья. Я начал с юбки, она пришлась в пору, в конце-то концов, в Шотландии мужчины ведь носят юбки. Я поправил ее рукой, чуть одернул, неудобно ходить, когда между ног дует. Прошелся по комнате, посмотрел в зеркало, черт подери, там был совершенно не я. Там была корявая девчонка, сгорбленная, сутулая, глаза горят огнем, и сильно сжатые губы. Я сам испугался себя. Отвернувшись от зеркала, все снял, бросил на диван, напялил свои джинсы и пошел на кухню. В душе было противно, еще противнее стало тогда, когда подошел к окну. И тут моя рука потянулась, чтобы прикрыть грудь. Заставил руки опуститься, но в душе было гадко, стыдно за себя, захотелось заплакать, по-настоящему, как в детстве заплакать. Стоял у окна и терпел, а слезы текли по щеке и капали на подоконник.
Наверное, я целую неделю не выходил на улицу, сидел дома, рылся в интернете. Мама собрала вещи, что я оставил на диване и, сложив аккуратно в сумку, поставила ее в шкаф. Она не сказала ни слова, но я видел ее глаза, они были грустными. Отец молчал, он всегда молчал. Но сейчас мне хотелось с ним поговорить, и когда мамы не было дома, я обнял его, уж не помню, когда так делал в последний раз, прижался и спросил.
– Папа, кто я? – я боялся ответа, уже несколько дней вертелся этот вопрос в голове.