Умру вместе с тобой

Но Миронов преградил ему путь.

– Нет.

– Я хочу его увидеть!

– Это невозможно.

– Я должен его увидеть!

– Он подозреваемый по делу о трех убийствах и покушении в совершении четвертого. Здесь, у реанимации я выставляю круглосуточный полицейский пост. Никто не будет иметь доступ к нему, кроме медперсонала.

И точно – загромыхали шаги по коридору. Приехали патрульные в бронежилетах и оперативники. Пост у реанимации встал на дежурство.

– Это какая-то чудовищная ошибка, – сказал Валентин Романов. – Он… Феликс… мой мальчик… он бы никогда…

Катя в первый раз в жизни видела, как в реальности, не в кино, а в нашем больном несчастном мире отчаяние и мрак спускаются с небес и окутывают… побеждают, повергают в прах даже героев… тех, кто без страха и упрека… тех, которые не ради славы и богатств… – Феликсу, когда его подлечат, потребуется адвокат, – объявил Миронов. – Вы уж займитесь этим, Валентин Всеволодович. Его из больницы переведут в тюрьму. И это надолго.

А потом слабым срывающимся голосом он посулил страшные кары персоналу больницы: врачам, медсестрам и нянечкам, если те только посмеют слить информацию журналистам о том, что произошло и кто находится у них в реанимации. Он угрожал чуть ли не расстрелом, а они смотрели на него, как на ненормального. Дежурный врач шепнул Кате, что надо дома дать «герою из полиции» успокоительного. И сунул украдкой пачку таблеток. Мол, это все последствия донорства, так тоже бывает… нервы…

– Я вас в Солнечногорск не пущу, – известила Катя Миронова, когда они покинули наконец больницу. – Из вас столько крови взяли! Вам нужен полноценный отдых. И не возражайте. Иначе мы с Сережкой вас просто свяжем!

Мещерский за все это время не проронил ни слова. Он о чем-то сосредоточенно думал. Но с Катей не делился. За руль разбитой полицейской машины Миронова он сел сам. И они с грехом пополам уже ночью добрались до Фрунзенской набережной, где все и началось. Подняли Миронова в квартиру – он совсем ослабел. И сгрузили его на Катин диван в гостиной. Вот так – сегодня ты, а завтра я…

Катя снова попросила Сережку остаться. И он остался. Молчаливый и задумчивый. Явно не впечатленный громким задержанием.

Утром Миронов все еще спал. И Мещерский запретил его будить и даже выключил звук у всех их мобильных. Катя оставила его на кухне – он снова варганил какое-то варево на завтрак. «Диетическое» – вроде как «мультизерновую» кашу из хлопьев. «Миронову нужна сейчас здоровая пища».

Катя выпила кофе и поехала на работу. Узнавать новости. Но их пока не было. Все словно подвисло. И тогда она…

Она снова отправилась в Музей Востока.

Объяснить себе этого не могла – почему, зачем? Одно она знала – Серафиму Крыжовникову выпустили из ИВС.

– Африканский зал уже открыли? – спросила Катя у охранника, предъявляя удостоверение на служебном входе. Тот и так ее узнал. Зачастили к ним полицейские.

– Нет еще. Куратор Крыжовникова сейчас как раз там.

Катя шла по музейным залам знакомым путем. Толкнула двери зала «Искусство и Магия».

Треснувшую витрину уже заменили. И все было вроде как обычно. Как прежде. Стул в виде крокодила. Мали. Принцесса. Бенин. Первопредок…

Серафима стояла возле витрины с Черной головой. Катя не удивилась этому – здесь ее место теперь…

– Подозрения в совершении убийств с вас сняты, – объявила она Серафиме. – И вы опять на работе. Снова на своем посту.

– Что же вы одна ко мне явились? – ледяным тоном поинтересовалась Серафима. – А где ваш безумный напарник?

– Он занят.

– Он в меня стрелял там, в доме.

– Вы его вынудили. Мы пока не выдвигаем против вас обвинения в незаконном проникновении в дом Афии и попытке кражи, но вы… вы должны подтвердить свое намерение сотрудничать с нами.

– Сотрудничать с вами? – Серафима смотрела на нее странно. – А что же все-таки приключилось с вашим напарником?

– Я же сказала – он занят. Служба.

– Он меня чуть не убил.

И тут Катя заметила, что зажившая ссадина на щеке Серафимы рдеет, хотя и обильно намазана тональным кремом.

– Думаете, я забуду об этом? Нет, мы этого никогда ему не забудем. – Серафима положила руку на витрину, словно объединяя себя с Черной головой. – Такие вещи не прощают, правда? За такие вещи всегда наступает расплата.

Катя хотела было повернуться и уйти, однако… что-то мешало ей это сделать. Может быть, взгляд этих белых вытаращенных глаз… и эта ухмылка… шрам…

– Если это предупреждение, угроза, то вы… вы не можете угрожать никому и ничем. Вы же не нашли ключа, хоть и искали его там, на даче… Если он вообще есть – тот ключ. В чем я лично очень сомневаюсь. И потом, вы не владелица этой скульптуры. Владелец – фонд Романова. А вы просто музейный хранитель. Пешка. Вы – пешка, Серафима.