– Нет. Я никого не обвиняю. И вообще я ничего не знаю больше. А вы полиция. Так не будьте наивными. Зрите в корень. Ну, вот этот зал. Смотрите. Посетителей с утра нет, так что все в вашем распоряжении. А мне, с вашего позволения, придется уйти – дела. Уж простите.
Катя не успела возразить – ей еще хотелось расспросить сплетницу-кураторшу. Но в этот момент у нее зазвонил мобильный. Это был Владимир Миронов.
– Катя, у меня к вам просьба большая. Позвоните Полине Журавлевой прямо сейчас. Помните, что нам в музее говорили о том, что Афия искала переводчиков с местных наречий? И помогала ей в этом ее подруга? Узнайте у Журавлевой все об этом. Это важно. И если она назовет вам этих людей, не могли бы вы подъехать туда, в Университет дружбы народов. Вы же в Москве, а я далеко. Нам надо установить контакты Афии с ее соплеменниками.
– Хорошо. Сейчас позвоню. А что случилось? Почему так срочно?
– Я вчера разговаривал с Прохоровым. Он утверждает, что ее убили свои. Ну, вы понимаете. Может, врет, конечно. Но он сказал, что видел кого-то у нее на даче. Но от других показаний отказывается.
Мещерский молча ждал, когда Катя закончит свои переговоры. Он медленно шел вдоль витрин с экспонатами. Они были одни в зале «Искусство и магия». Куратор Меер покинула их.
Катя нашла в телефоне номер мобильного Полины Журавлевой, который записала для себя еще в Солнечногорске. Позвонила.
– Есть новости? – спросила Журавлева тревожно, когда узнала, кто с ней говорит.
– Ну, какие-то новости есть.
– Отпустили этого мерзавца, да?
– Нет. Прохорова не отпустили. Я по другому вопросу к вам. Полина, нам стало известно, что вы помогали Афие искать переводчика среди студентов и аспирантов университета, которые говорят на местных наречиях Ганы. Афие это надо было для музейной выставки.
– Она просила меня, но это было давно. Месяцев пять назад.
– И вы нашли переводчиков в университете для нее?
– Нет. Она сама говорила на языке ашанти. Но ей нужны были те, кто говорит и на ашанти, и на языке эве, и на языке дагомба – это небольшие группы племен. Лесные и горные племена. Среди студентов не оказалось таких полиглотов. У нас вообще не так много студентов из Ганы. Она потом сказала мне, что все же нашла переводчиков, точнее, переводчицу – через «Авеню».
– Это какое-то агентство?
– Это кафе здесь у нас на Миклухо-Маклая, – ответила Полина Журавлева. – Недалеко от кампуса. Эфиопское кафе, но это своеобразный клуб, где собираются все выходцы из Африки, живущие в Москве и Подмосковье. Не только наши из университета, а все. Кто еще где-то учится или работает.
– Она назвала фамилию?
– Нет. Сказала лишь, что все в порядке. Я и не спрашивала больше – это же музейные дела. А при чем тут это все? Зачем вам?
– Мы все проверяем, Полина. Это обязанность полиции. Проверять все.
– Ну, тогда попробуйте узнать через это самое «Авеню».
Катя поблагодарила ее. И спрятала мобильный в сумку. Подошла к Мещерскому. Тот стоял у витрины с «первопредком» в виде насекомого.
– Дама в шелках намекнула нам на причастность Серафимы Крыжовниковой к убийству Афии, – понизив голос, заметила Катя. – Вот так прямо сразу – в лоб. И это здесь, в музее. Значит, тут все не так, как кажется на первый взгляд. Подводные камни. А ты что на это скажешь, Сережа?
– Я Крыжовникову видел всего дважды и плохо ее знаю. Меня пригласил фонд Романова, и я в основном с ним имел дело. И с Афией. Может, они соперничали и враждовали, но перед нами, приглашенными и всеми этими благотворителями, они не выносили сор из своей музейной избы.
– Нам вчера с Мироновым показали видео с открытия выставки. Вы там все есть. А с кем ты конкретно общался в фонде?
– С Женей Хохловской. Она вела все дела от фонда. Очень деловая.
– Она какая-то родственница Романова?
– Она двоюродная сестра его приемного сына Феликса. Его кузина. Ну, того, которого он усыновил после трагедии в школе на Николиной Горе.
– Очень красивый парень. Просто картинка. – Катя вспомнила парня в байкерской куртке. – И там еще на открытии с ним была девочка-инвалид.
– Это родная дочка Романова. Она больна от рождения. – Мещерский дотронулся до головы. – Но они молодцы. Они ее не прячут. Она все время с ними. Вот и на открытие выставки ее взяли с собой. Феликс так трогательно за ней ухаживает. Ничего показушного – вполне искренне. Он ее считает родной сестрой.
– А где же жена Романова?
– Насколько я слышал, она их бросила почти сразу. Сплетни старые живучи – вроде она его бросила после того, как он вышел из больницы и у них родилась эта дочка умственно-отсталая, а он заявил, что еще хочет взять приемного сына. Мол, жена не выдержала всего этого. И ушла. Они о ней никогда не говорят. Словно ее вычеркнули из жизни. Но так они – семья – всегда вместе.
– А эта Евгения Хохловская?