Умри в одиночку

– Что ты? – не понял полковник.

– Я не знаю, что ты… Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Я не играю в эти шпионские игры. Я простой и незамысловатый человек и привык выполнять ту задачу, которую передо мной ставят. Или выкладывай, что мы будем делать, или я, сразу предупреждаю, ничего делать не буду…

– Это что, ультиматум?

– Считай, что так…

– Может быть, мы и не будем ничего делать… Я сам не знаю точно, последует ли разрешение использовать тебя. Сам я не могу работать по причинам, которые объяснил. Мне это запретили категорически, и я не могу пойти на нарушение, потому что это чревато последствиями для всей моей дальнейшей карьеры. Если что-то случится, мне придётся расстаться не только с надеждами на генеральские погоны, но и с полковничьим званием…

– Тогда не вижу смысла подставлять под удар свою голову ради простой прогулки, – Берсанака говорил категорично. – Проще залечь здесь, в скалах, где нас никто пару лет не найдёт…

– Я должен позвонить… – сердито сказал полковник.

– Звони… – Берсанака согласился. – Я тебе не мешаю… А уйти мне некуда, ты без меня заблудишься в лабиринте.

Полковник трубку достал. Долго смотрел в мониторчик и нажимал какие-то клавиши.

– Спутник не видит меня… – сказал наконец и развёл руки, жестом демонстрируя свою беспомощность в данной ситуации.

Берсанака свою трубку достал. Посмотрел.

– Моя работает нормально. Связь устойчивая. Правда, заряд кончается, но поговорить успеешь. Звони…

– Берсанака, ты размышляешь категориями начальной школы для слаборазвитых детей. Или не понимаешь, что открытым текстом о таких делах не говорят. У меня трубка закрытого спутникового канала. Иначе я вообще не имею права разговаривать с руководством, тем более находясь на территории России…

Это Берсанаке совсем не понравилось. И слова, какие были произнесены, и смысл, который был озвучен. Откровенного оскорбления не прозвучало, но намёк на него был явственным. А оскорблять Берсанаку было всегда опасно.

– Так что, заляжем отдыхать на пару лет? – он откровенно показал, что на своём по-прежнему настаивает.

– В принципе тебе, в отличие от меня, терять нечего… А доставить федералам много неприятных недель ты в состоянии, причём на самом высшем международном уровне… Трудно представить себе что-то более серьёзное в сегодняшней обстановке…

Гайрбеков не улыбнулся, а только хмуро ухмыльнулся, показывая, что в создании таких неприятностей он видит много положительных для себя моментов.

– Рассказывай…

– Завтра в райцентр приезжает комиссия парламентской ассамблеи Совета Европы. Знаешь, что это такое?

– Знаю… Толпа дебилов, которые всем и всегда недовольны, но ничего сделать не могут, потому что их голос только совещательный. Я уже имел дело с такой комиссией в лагерях беженцев. Мы им такие страдания представили, что слёзы текли… И у нас тоже… От жалости к себе… И у них… Наобещали кучу всякого, а толку никакого. Позаседали, поругались, как две соседки на кухне, и разошлись… Да, какую-то бумагу приняли и подписали. Только толку от этой бумаги никакой. Их всерьёз ни одно правительство Европы не слушает. Просто нашли авторитетное место для скандальных бездельников, чтобы они в по-настоящему серьёзные места не лезли, вот и всё… Ты предлагаешь опять им что-то подставить?

– Хуже, – усмехнулся полковник Доусон. – Я предлагаю подставить их самих…

– То есть?

Берсанака оглянулся и пересел на другой камень, стоящий вплотную к большему камню так, что образовывалось почти готовое каменное кресло. Можно было с удобством спину откинуть и расслабиться. Ему сейчас просто необходимо было расслабиться, чтобы сбросить напряжение этого разговора, потому что он сам чувствовал, как полковник раздражает его. Даже не мог конкретно сказать, чем именно раздражает. А просто раздражает, и всё. А при их работе этого допускать нельзя. Значит, следует расслабиться и просто взять себя в руки.

– Подставить под удар! Под зубы то есть… Собачьи…

– Это уже интересно… – Берсанака впервые за день улыбнулся без ехидства, и в глазах у него поселилась мечтательная дымка. Ему не нравились эти бестолковые европарламентарии, сами себе придумывающие заботы и делающие вид, что они чего-то значат в этой жизни, хотя не значили они вообще ничего. Ещё меньше нравились Берсанаке жёсткие по отношению к нему лично федеральные власти. И он с удовольствием сделал бы одну большую гадость и тем, и другим. И даже без помощи полковника. – И что ты собираешься сделать? Сосланбек – парень толковый. Что он тебе предложил?