— Ладно, хватит болтовни! У меня нет времени. Сиди где сидишь и не двигайся.
Залески быстро подошел к столику. Он не спускал с Тартальи глаз, даже не моргнул ни разу. На столике стоял поднос, на нем — ведерко для льда. Тарталья наблюдал, как Залески вытащил оттуда бутылку с прозрачной жидкостью и наполнил до краев рюмку. Все так же целя пистолетом в Тарталью, он поставил рюмку на столик перед диваном и легонько, ногой, подвинул его к Тарталье.
— Пей, — приказал он. И заорал как бешеный: — Давай! — потому что Тарталья не шевельнулся.
Что же, черт побери, делать? В рюмке, без сомнения, наркотик. Если бы Залески подошел чуть ближе, тогда у Марка появился бы шанс. Но Залески, словно прочитав его мысли, отступил подальше и встал спиной к камину. В зеркале отражался его затылок. Тянуть время — ничего другого не остается. Тянуть время… Одна надежда — вот-вот подоспеют полицейские.
Тарталья медленно наклонился и взял рюмку, ледяную и влажную на ощупь. Подняв ее, он заметил след губной помады и подумал: наверно, из нее пила Сэм.
— Да пей же! — опять заорал Залески. — Нет у меня времени любоваться, как ты тут выделываешься!
Тарталья поднес рюмку к губам, чуть притронулся к ледяной жидкости кончиком языка.
Водка — так ему показалось — слегка припахивала чем-то чужеродным. Гидроксибутират безвкусен. Гадать, какая доза добавлена, нет смысла.
— Пей, говорю! Одним глотком. Как пьем мы, поляки!
Может, плеснуть водку в лицо Залески? Ослепить его хоть на секунду? Секунды вполне хватит, чтобы броситься на него и отнять люгер… Беда в том, что Залески не спускает с противника глаз. Если пистолет заряжен и в рабочем состоянии, то у Тартальи ни малейшего шанса… Покорно выпить водку? Тогда он отключится. И что станется с Сэм? Залески точно убьет ее. Убьет их обоих. Нужно продолжать тянуть время. Иного выхода нет.
— О чем ты писал Кэролин Стил?
— Это которая в «Кримобзоре» выступала?
— Ну да. Ты же посылал ей письма по электронной почте?
— Только не я. — Залески помотал головой с видом искреннего удивления. — С какой стати? Она не в моем вкусе.
Если Залески не отправлял сообщений, значит, это точно Кеннеди. Вот паршивец!.. Другой вопрос, выживет ли Тарталья, чтобы обеспечить Кеннеди заслуженное наказание.
— Сэм тоже не твой тип. Отпусти ее.
Залески расхохотался:
— Не мой тип? Интересная постановка вопроса. Я как-то раньше не задумывался. Вряд ли у меня есть какой-то определенный тип.
— Конечно же есть. Тебе нравятся девушки слабые и уязвимые. Одинокие, впавшие в глубокую депрессию. Готовые выполнить все, что ты пожелаешь. Немного похоже на власть, которую дает обладание оружием. Ты ощущаешь свою власть над ними, верно? Ощущаешь себя настоящим мужчиной.
Лицо у Залески застыло, он ткнул в воздух люгером:
— Хватит про девок! Пей!
— А так — ты же просто трус. Бесхребетный слюнтяй, импотент, который…
— Заткнись на хрен! Пей! — почти завизжал Залески.
— Хочешь, чтоб я выпил, так подойди и заставь.
— О-о, какой ты у нас крутой! Киношек про копов насмотрелся? Но мы не в кино. У нас тут реальная жизнь, и ты сейчас сдохнешь! — Залески сверлил Марка глазами, словно решая, как с ним поступить, потом оттолкнул столик. — Поставь рюмку и встань на колени. Руки за голову!
Руки за голову, на колени… Настоящая казнь… Тарталья понял, терять ему больше нечего.
— На колени! На пол!!! — визжал Залески.
Вот теперь. Момент настал. Тарталья наклонил голову, уставился на ноги Залески, сделал глубокий вдох, изобразил, будто сейчас опустится на колени, — и одним броском нырнул, метнулся через всю маленькую комнату. Залески откинулся назад, крепко стукнувшись обо что-то. Грохнул выстрел. Тарталья почувствовал резкую боль в виске и провалился в темноту.
36
— Да, здорово вы там без меня порезвились, — весело заметил Кларк, улыбаясь с больничной койки.
— Ага, жизнь без тебя стала скучноватой, вот мы и решили: дай-ка мы ее малость подперчим, — откликнулся Тарталья.
Было воскресное утро. Тарталья и Донован заскочили навестить Кларка по пути на обед к Николетте. Кларк сегодня выглядел гораздо лучше, чем в их прошлое свидание с Тартальей. На лицо вернулись краски, он стал заметно бодрее, в нем пробудился интерес к жизни, хотя голову он все еще поворачивал с трудом. Тарталья позаимствовал из холла два рахитичных стула, и они с Донован уселись рядом с кроватью выздоравливающего. Марк подробно рассказал Трэвору о том, что случилось две недели назад в доме «Тома» — Адама Залески. Донован молча слушала, опустив голову, и вдруг, когда Тарталья закончил, взорвалась.
— Как мило, что вы оба относитесь к этому происшествию легко и с юмором! — воскликнула она. — Особенно ты, Марк. Я тебе просто завидую!
— Прости.
Тарталья ласково похлопал ее по руке. Он был готов пнуть себя как следует за свою бесчувственность. Донован натянуто, криво усмехнулась и снова уставилась в пол, крепко вцепившись пальцами в коленки.