Умри ради меня

– Музыку? – предлагает Алексей, и я включаю радио, настроенное на канал с классикой. Играет скрипичный концерт – приторный романтизм, абсолютно не моя музыка, но я чувствую, как по щекам бегут слезы. Алексей предпочитает их не замечать. – Глазунов, – бормочет он, перекладывая пачку сигарет из кармана куртки в бардачок. – В исполнении Хейфеца.

Когда отзвучала эта часть концерта, я вытираю глаза и громко сморкаюсь в платок.

– Прошу прощения.

– Не стоит. – Он бросает на меня взгляд. – Я не знаю всех деталей, но генерал Тихомиров рассказал нам, что вы совершили подвиг. Подвиг для России.

Неужели? Что еще за херню он рассказал?

– Работать под прикрытием очень трудно, – продолжает он, ускоряясь, чтобы обогнать череду медленных машин. – Это большой стресс. Мы у вас в долгу.

– Спасибо, – отвечаю я, решив, что правильнее всего этим и ограничиться.

В тепле машины меня всегда клонит в сон. Через некоторое время я закрываю глаза, и мне снится Оксана, она возникает во влажном, жарком воздухе шанхайской улицы и, не мигая, глядит на меня змеиным взглядом. Я пытаюсь дотянуться до нее, но колючие капли муссонного дождя превращаются в пули, впечатывающиеся в нашу плоть. Мы падаем в Северное море, и там, в ледяном полумраке, видим подвешенных в толще воды Чарли, Антона, Крис в бархатном пальто и голого, с посеревшими губами Асмата Дзабрати – все они наблюдают, как подводные потоки разносят нас с Оксаной в разные стороны, – вот мы уже касаемся друг друга лишь кончиками пальцев, и Оксана исчезает за пределами видимости. Я пытаюсь позвать ее, но в мой рот тут же врывается морская вода, и я просыпаюсь.

Алексей говорит, что я проспала три с лишним часа. Остановившись на заправке, мы покупаем сэндвичи, кофе и шоколад «Милка». Потом Алексей заливает в бак бензин, достает из бардачка сигареты и вручает мне заряженный «глок».

– Только пять минут, не больше, ладно?

– Конечно. А мне что-то угрожает?

– Нет-нет. Но мне приказали не оставлять вас без защиты и оружия, пока не доедем до Перми.

– Хорошо.

Я прячу «глок» в карман и иду облегчиться в грязный промерзший туалет, размышляя – как тогда, в Дашиной квартире, – не пустить ли себе пулю в лоб. Вот какое будущее меня ждет. Переезжать с места на место, не имея дома, не зная покоя, не в состоянии забыть.

Потом мы еще шесть часов едем в колонне грузовиков и легковушек. По обе стороны трассы до горизонта – бесконечные равнины, занесенные снегом, и угрюмые леса под плотно затянутым тучами небом. Время от времени мы проезжаем мимо небольших населенных пунктов.

Алексей, похоже, склонен говорить о себе не больше моего. Поэтому мы просто слушаем музыку, которой он, как выяснилось, большой знаток. Начало каждой пьесы он сопровождает кратким комментарием. Его любимый композитор – говорит Алексей – это Рахманинов, который спас ему психику в первые дни и ночи после событий в театре на Дубровке, его первой полевой операции, где погибли сто тридцать заложников.

Алексей указывает на бардачок, и там, среди мятых сигаретных пачек и запасных обойм для «глока», я нахожу треснутую коробочку, а в ней – диск с рахманиновским Первым концертом. Пока мы слушаем эту музыку, Алексей поглядывает на меня, словно желая убедиться, что она оказывает должное воздействие. А ведь, пожалуй что, и оказывает – концерт, конечно, сложноват для моего восприятия, и мне трудно следить за его темами, но сам акт его прослушивания занимает меня, вытесняя все остальное. Нет, он не гасит мое горе, но он удостоверяет его, управляет им. Отводит ему свое место.

Вечер начинается рано и приносит с собой резкий ветер, который продувает снежные просторы и гонит игольчатые шлейфы, сверкающие в лучах наших фар. На ночь мы останавливаемся в Свечинском районе, в безликом городке. Наш хостел – одноэтажный пенобетонный дом, примыкающий к автозаправке на трассе. Комнатки в нем неказистые, но Алексей говорит, что зато в здешнем круглосуточном кафе можно весьма прилично поужинать. Я пытаюсь есть, но кусок в горло не лезет. Слезы стекают по носу и капают в тарелку.

Алексей откладывает вилку, передает мне бумажную салфетку и начинает рассказывать о своей личной жизни. Он разведен, а с Викой они познакомились год назад на дне рождения у товарища по службе. Вика работает в библиотеке МГУ. Она тоже в разводе, и у нее есть помешанный на футболе сын-подросток, который, по выражению Алексея, «слишком загулялся без присмотра». Они живут неподалеку от Лубянской площади, в доме, населенном только офицерами ФСБ и их семьями. Днем, когда никого нет дома, Арчи выгуливает соседка.

Я слушаю его вполуха, признательная за то, что мне не приходится говорить самой, а после ужина отправляюсь в свою комнату, ощущая в кармане пальто тяжесть «глока». В несессере с туалетными принадлежностями я обнаруживаю упаковку снотворного и принимаю одну таблетку. Потом залезаю в постель и лежу, слушая шум грузовиков на трассе. Засыпаю я, к счастью, очень быстро.