Умри, богема!

Я почувствовала, как она напряглась, вся сжалась. И эта ее реакция только укрепила мое решение отправить ее домой.

– Марина, дорогая, я думаю, что тебе лучше вернуться домой.

– Что, я тебя так достала? – В ее голосе звучали слезы.

– Дело не во мне, а в тебе. Я же вижу, как тебе здесь тяжело. Ты вся на нервах, боишься покушений, видишь зло там, где его нет…

– А там, думаешь, мне будет лучше?

– Если бы ты не возражала, я посодействовала бы тебе лечь в клинику неврозов. Лева бы все устроил, я уверена.

– Так он же сегодня прилетает, или я чего-то не знаю?

– Да-да, прилетает, но у него связи, уверена, пока он там, ему ничего не будет стоить сделать пару звонков, и тебя определят в лучшую клинику. Ты пойми, наше здоровье в наших руках. Понимаю, все это звучит банально, но это же правда. Ты знаешь, я всегда рада тебе помочь…

– Хочешь избавиться от меня, потому что я и тебе треплю нервы, так?

«А ты сама не видишь? Не понимаешь?» Конечно, я не произнесла это вслух. Но, думаю, все это и так было написано у меня на лице. Чувствовала ли я себя в тот момент предательницей? И да, и нет. С одной стороны, я на самом деле жалела Марину и желала ей как можно скорее выкарабкаться из этого стрессового состояния, успокоиться, с другой – она на самом деле пугала меня. Ведь это она внушила мне сомнения в верности Левы, изо всех сил вызывала во мне чувство недоверия к Клер, да и вообще всю нашу поездку в Париж превратила в ад.

– Подлечишься, а потом поможешь Володе с его депрессией, пока он окончательно не спился. Что же касается денег, то я попрошу Леву вернуть тебе мои долги, так что с этим, я уверена, проблем не будет.

– А что же это ты раньше-то к нему не обратилась? Типа, гордая такая, да?

Господи, сколько же в ней было ехидства, негатива, какой-то душевной черноты. Причем все эти качества развивались в ней прямо на моих глазах, словно воздух Парижа отравил ее сущность.

– Ну хорошо, как скажешь. И когда мне улетать?

– Прямо сейчас и купим тебе билет до Москвы.

– По моей банковской карте, конечно, да? – скривилась она.

Я развела руками. Нет, она становилась просто невыносимой!

– Хорошо. Вот тебе моя карточка, заказывай билет, а я начну собираться.

Эту фразу она произнесла уже с чувством какой-то обреченности. Я даже успела пожалеть ее.

– Ты знаешь, а вдруг меня действительно хотели убить? Может, тебе просто опасно находиться рядом со мной?

– Жалеешь меня, да? Придумываешь на ходу. Чтобы мне было не так больно и обидно?

Мысленно я уже отправила ее в Москву и даже навещала ее в клинике, куда ввалилась с охапкой цветов, книгами, журналами… Да, в Москве ей точно полегчает, да и подружки по театру, актрисы, станут ее навещать. Если, конечно, свое пребывание там она не скроет. Да, думаю, все-таки скроет. Хотя это не психушка, а просто клиника неврозов, реабилитационный центр или что-то в этом роде. Лева разберется.

Перед тем как заказывать билет, я решила на всякий случай позвонить Леве, но его телефон, как нарочно, не отвечал. Был занят. Я жалела, что не спросила его, каким рейсом он прилетает. Он сказал, что ночью. Ночь – понятие растяжимое. Ладно, все равно он устроит все в лучшем виде, даже находясь здесь, в этом я нисколько не сомневалась.

– Вот, есть рейс в 17.50, если поторопишься, то успеешь на регистрацию.

– Валяй, – бросила она через плечо, волоча свой чемодан.

– Хочешь, я позвоню кому-нибудь, чтобы тебя встретили?

– Интересно, кому? Может, пьяному Володе? Думаешь, после того как я сбежала с похорон Сони, он захочет меня видеть?

– Думаю, что ему сейчас так одиноко, так плохо, что он, едва услышав о твоем возвращении, захочет увидеть родное лицо.

– Да у него в доме наверняка толпа актрис, которые ухаживают за ним, пьют с ним…

– Заметь, их общество как раз и поспособствовало тому, что он пьет. А вот твое появление сможет его взбодрить, привести в чувства. Да и тебе тоже будет приятно увидеть среди встречающих родное лицо или даже лица… Все твои подружки увяжутся за ним.

– Да-да, – истерично хохотнула она, – конечно, особенно теперь, когда ты отказала ему в деньгах, а я – твоя близкая подруга, этому не помешала. Он тоже считает меня предательницей. Куда ни кинь – я никому не нужна.

– Вот поэтому я и хочу тебе помочь. Ты сама не понимаешь, что говоришь. Сама разрушаешь все, что можно. Вернее – нельзя. Ты что, хочешь, чтобы мы с тобой окончательно поссорились?

Она не могла без меня. Я это знала, поэтому постаралась сделать так, чтобы мои слова прозвучали в тот момент, как угроза. Потом, конечно, я сильно пожалею обо всем…

– Ладно. Я поеду. Может, и правда так будет лучше… – Марина хоть и старалась говорить мягко, но я чувствовала, что она злится, и эта внешняя мягкость дается с трудом. – Только мне страшно. И здесь, рядом с тобой страшно, и там, в Москве, тоже будет страшно. Я вся наполнена страхами, и мне очень плохо.

И она разрыдалась. «Да, – подумала я, – подруга, что-то совсем ты раскисла…»

Словом, я заказала билет, помогла ей собраться, она вызвала такси, и мы поехали в аэропорт.