Умопомрачение

Отец Рилинда стоял у служебного входа в одном лишь белом халате и казалось, не замечал покусывающего холода последнего дня зимы. У него был небольшой перерыв, и он вышел на улицу, чтобы остаться наедине со своими тяжелыми мыслями. Он уже слышал новости: сегодня, 28 февраля 1998 года, объединённые террористические группировки, выступавшие под единым названием «Армии освобождения Косова» (АОК) открыто объявили о начале вооруженного противодействия органам власти с целью насильно отделить автономный край от Югославии и создать своё государственное образование. При всесторонней военной, политической, финансовой и логистической помощи со стороны США и стран Европы террористы давно уже вступали в открытое противостояние с органами правопорядка, а в последствии и с армией Югославии, но ни разу не заявляли открыто о своих политических целях. Не жалели они никого: ни полицию, ни солдат, ни мирных жителей. Отличные от албанской национальности жители автономного края в лучшем случае насильно изгонялись из своих домов и земель края, в остальных случаях подвергались избиениям, изнасилованиям, убийствам или брались в плен с целью получить за них выкуп или продать на органы. Никто доподлинно не знал, сколько оружия попало в руки террористов с разграбленных военных складов Албании за прошлый год. Все эти зверства, а также постоянные террористические акты вынуждали полицию Сербии действовать решительно, бескомпромиссно, но со временем стало понятно, что без армии тут не обойтись. Чем успешнее Югославия боролась с террористами внутри страны, тем большее давление на неё оказывали на международном уровне те, кто по сути являлся заказчиком и спонсором этих кровавых событий.

«Раз боевики объявили об открытой борьбе, значит оружия у них, как у целой армии. А родители? Что теперь? К ним придут и опять будут требовать моего присоединения к ним? И как скоро моя семья станет здесь семьёй враждебных чужаков? Господи, что же они делают с Югославией?!» — подумал отец Рилинда и тяжело вздохнул, глядя под ноги.

А что это ты раздетый тут делаешь? Весну почуял? Так она только завтра, — послышался голос сбоку.

Мерджим поднял голову и увидел главного врача больницы, который откуда-то возвращался на работу. Главврач был уже не молодой, умудрённый жизнью человек. Отец Рилинда пожал протянутую руку и улыбнулся, но ничего не ответил. Главврач остановился рядом и, достав одну сигарету, закурил.

— О родителях думал? Слышал новости, знаю.

Мерджим кивнул.

Плохо дело, — заметил главврач, выдохнув дым изо рта. — И, ведь, ничего не поделаешь. Твои по-прежнему наотрез отказываются оттуда уезжать?

Да, — ответил Мерджим, — отказываются.

Главврач сделал глубокую затяжку, задержал дыхание и выпустил густую струю дыма.

Для них это не просто дом, а целый их мир, где они родились, выросли, полюбили, родили и вырастили тебя, — произнёс главврач, глядя куда-то в небо. — Они свою миссию в этой жизни выполнили и хотят спокойно окончить свои дни дома, вместе. Какие-то там головорезы их не так сильно пугают, даже если и придут их убивать. Я их понимаю. Хотя и не одобряю.

Они помолчали.

Отец с меня слово взял, что ни в коем случае не вернусь назад. Даже на похороны, — произнёс Мерджим, не глядя на главврача.

Делай, как он сказал, — ответил тот и, затушив сигарету, выбросил её в мусорку. — Всё, айда работать!

Он хлопнул Мерджима по плечу, и они вошли в здание больницы.

* * *

Ерта, держащая в руках пухлую папку с какими-то отчётами, постучала в дверь главного бухгалтера.

— Войдите! — послышалось из-за двери.

Ерта вошла и, закрыв за собой дверь, подошла к рабочему столу главбуха, где попыталась найти свободное место для своей папки, но его не оказалось.

Пока туда положи, — едва оторвав глаза от бумаг, с которыми работала, главбух кивнула в сторону другого стола, стоящего в стороне у стены.

Ерта так и сделала. Оставив свою папку на дальнем столе, она присела на стул недалеко от начальницы и стала терпеливо ждать, когда та сможет прервать своё занятие. Наконец, та отодвинула от себя чей-то отчёт, отложила ручку и посмотрела на Ерту.

Как семья? — спросила главбух. — Все здоровы?

Да, слава богу.

Родители? Они же так и живут в Приштине?

Ерта почувствовала укол беспокойства в сердце. К чему эти расспросы?

Да, — ответила Ерта. — Так и живут там.

Главбух помолчала, глядя куда-то в окно.

Страшно мне, — вдруг произнесла она и повернулась к Ерте. — Страшно за всех нас.

Ерта лишь молча кивнула. Ей совсем не хотелось развивать эту тему. Ей тоже было страшно, но совсем не так, как её начальнице. В Ерте ещё оставались крупинки наивности, для Ерты все эти бандитские нападения были где-то там, далеко. Она, конечно же, переживала за своих родителей, но лично для себя она не видела угрозы безопасности, она верила, что полиция и армия смогут её защитить от головорезов АОК. Главбух же, будучи гораздо старше, видела в нынешних событиях прямую угрозу для всех жителей страны. И хотя она не могла чётко сформулировать свои ощущения, но чувствовала — настоящая беда ещё впереди.