Собранные к этому времени Солом и Биллом снопы нисколько не утолили голода. Охапки слов, напечатанных на машинке и размноженных на мимеографе, который Билл Гор приволок из НАП, могли бы помочь на неделю удержать подальше от греха расследователей из журналов «Тайм» или «Лайф». Вот, пожалуй, и все, на что это годилось. Отчет Сола Пензера о последнем уик-энде в «Уолдорфе» оказался вполне предсказуемым. Пожалуй, ни один человек, если только его инициалы не «А. Г.», не сработал бы лучше, хотя в результате было установлено лишь то, что на месте преступления не удалось обнаружить даже волоска с головы убийцы. Чего ради Вулф продолжал швырять на ветер пятьдесят баксов в день, остается загадкой, но это, как я уже говорил, вероятно, не мое дело.
Связи с Общественностью снова встали на ноги, сделали глубокий вдох и издали боевой клич. В «Таймс» вышла заметка на целую полосу за подписью Национальной ассоциации промышленников с предупреждением о том, что Бюро регулирования цен не только снимет с нас рубаху и штаны, но и сдерет наши шкуры. И хотя об убийстве не говорилось ни слова, был сделан прозрачный намек на то, что, несмотря на стремление НАП спасти страну от далекоидущих коварных планов БРЦ, нелепо предполагать, будто НАП имеет хоть какое-то отношение к устранению Чейни Буна. Правда, в этой стратегии был один крошечный недостаток: она воздействовала лишь на тех, кто уже согласился с НАП по поводу того, кто именно имел оные штаны и рубахи.
Неожиданной проблемой понедельника стали телефонные звонки. Мне не удавалось прорваться сквозь шквал поступающих нам звонков. Я попытался с утра пораньше дозвониться до Фиби Гантер, но безуспешно. Телефон в квартире на Пятьдесят пятой улице молчал. В девять тридцать я позвонил в офис БРЦ, где мне ответили, что мисс Гантер еще не пришла, и никто, похоже, не знал, будет она или нет. В десять тридцать мне сообщили, что мисс Гантер на месте, но сейчас она у мистера Декстера, а потому лучше позвонить чуть позже. Уже гораздо позже, около полудня, она все еще была занята с мистером Декстером. В двенадцать тридцать она отправилась на ланч, но ей передали мою просьбу срочно перезвонить мне. В тринадцать тридцать она еще не вернулась. В четырнадцать часов мне сообщили, что она уже не вернется, и никто, с кем мне удалось связаться, не знал, где она сейчас. Со стороны может показаться, что такого простофилю, как я, легко можно водить за нос, и тем не менее я уже успел получить два чувствительных удара. Очевидно, в БРЦ не было человека – от телефонисток на коммутаторе до регионального директора, – который был бы не в курсе, что Ниро Вулф, как сформулировал Элджер Кейтс, получает деньги от НАП, а потому все вели себя соответственно. Когда же я сделал попытку поговорить с Дороти Унгер, стенографисткой, которая звонила Дону О’Нилу в субботу вечером, оказалось, что никто даже не слышал о такой!
Того, что я получил за свои деньги на исходящие звонки, вполне хватило бы на то, чтобы потребовать от телефонной компании снизить тарифы на телефон. Не лучше было и с входящими звонками. Кроме назойливых репортеров, непременно желавших устроиться в первых рядах на случай, если вдруг Ниро Вулф решит провести брифинг для журналистов, возникли и непредвиденные осложнения с клиентами по поводу разосланных Вулфом писем насчет обнаруженных валиков. Статья в «Таймс», возможно, и указывала на то, что НАП выступала единым фронтом, но вот о телефонных звонках этого сказать было нельзя. У каждого звонившего была своя линия поведения. По мнению Уинтерхоффа, сделанное в письме допущение, будто обнаружение валиков оправдывает мисс Гантер, ничем не обосновано и, наоборот, лишь усиливает подозрение, что мисс Гантер солгала, поскольку квитанция была отправлена О’Нилу в конверте БРЦ. Бреслоу, естественно, пребывал в такой ярости, что позвонил дважды – утром и днем. На сей раз его разозлил тот факт, что мы слишком широко распространили новость о валиках. В интересах правосудия нам следовало оставить это дело между нами и копами. Он обвинил нас, что мы пытаемся произвести впечатление на исполнительный комитет и доказать, будто не зря едим свой хлеб, в результате чего создали чертову кучу проблем. При этом нам следовало думать лишь о двух вещах: как задержать убийцу и как доказать его вину. Даже семейство Эрскин разделилось. У Фрэнка Томаса Эрскина, отца, претензий в принципе не имелось. Впрочем, ему кое-что было нужно, а именно полный текст записей на валиках. Он не возмущался, хотя был до крайности удивлен. Ситуация казалась ему предельно ясной. Поскольку Вулф нанят НАП, вся добытая им информация являлась собственностью ассоциации, а потому любая попытка лишить их доступа к законной собственности является преступной, злонамеренной и безнравственной. Он продолжал настаивать на своих правах до тех пор, пока не понял, что это бесполезно, после чего распрощался с Вулфом, явно не держа на него зла.