Умный дикобраз

Буйволы залезли в тёплую лужу. На них кричат, гонят, а они жуют жвачку и лениво посматривают вокруг, не хотят вылезать: солнышко их разморило.

В кустах орут скворцы. Они улетели от морозов к тёплому морю. На телеграфных столбах сидят коршуны; нахохлились, поджидают, когда скворцы вылетят из кустов. Подальше на лугах щиплют траву дикие гуси, казарки.

На рисовых полях живут водяные черепахи с мягким панцирем и оранжевым брюхом. Шея у черепахи длинная, чтобы за мальками охотиться под водой.

Море мелкое, можно далеко уйти, вода чуть выше колена. На берегу стеной стоит тростник выше человеческого роста. В тростнике кабаны пробили узкие тропы.

На озере растёт лотос и рогатый водяной орех — чилим. В озере отражаются клочки южного неба, синие-синие, как султанские курочки. Как ни тепло в Ленкорани в январе, а султанские курочки ушли дальше на юг, где ещё теплее.

Иногда налетит северный ветер, пойдёт снег, птицы заволнуются, загалдят, потянутся на юг розовые стаи фламинго. Утром выглянет солнышко, снег растает.

В Талышских горах ореховые леса чернеют под синим небом. Ночью в ореховой чаще загремит иглами дикобраз, сычик крикнет на вершине дуба.

Сычик увидел, как тигр бесшумно идёт по оленьим следам. Вобрал когти, и лапы стали мягкие, как подушки. Не треснет под тигриной лапой сучок, не зашелестит сухой лист.

Арал

Я слыхал, в Аральском море так много рыбы, что, если сапог бросить на дно, а потом вытащить, бычков набьётся полный сапог.

Был май. Поезд мчался в пустыне. И справа барханы, и слева. Растут на барханах бурые колючки — и большие, как зонтики, и круглые, как плюшевые подушки, шевелятся на ветру, ползут…

Это не колючки, а верблюжьи горбы. Стадо верблюдов пасётся. За зиму верблюды отощали, верхушки горбов свесились набок и покачиваются.

Пустыня бурая, и шерсть верблюжья бурая, и саксаул издалека бурый.

Между шпалами на тонких стебельках цветут маки. Поезд мчится над ними — маки прижались к земле. Промчится последний вагон — опять подняли головки.

Только лепестки, сорванные вихрем, медленно опускаются на рельсы.

Чёрная собака остановилась, понюхала лепесток и… не переводя духа, бросилась догонять поезд.

Эта чёрная собака — борзая Тазы, она бежит за поездом не отставая.

Кто-то бросил в окно косточку, мелькнула промасленная бумага. Тазы на лету схватила косточку и съела.

Пассажиры выглядывают в окно, показывают на чёрную собаку пальцами:

— Посмотрите, какая тощая собака!

Они не знают, что борзая Тазы, с подтянутым животом, тонкими ногами, десятки километров пробежит в пустыне за антилопой и сайгой и не устанет.

Среди жёлтых песков блеснуло Аральское море, синее, как перо зимородка.

На станции мальчишки продают связки копчёных лещей. Окно открыли, сразу запахло рыбой.

В Аральске во дворах стоят верблюды. Над глиняными заборами одни головы верблюжьи видны и верхушки горбов. Верблюд смотрит сверху и жуёт жвачку.

Если за глиняной стеной есть верблюжонок, верблюд может плюнуть, близко не подходи. На верблюдах здесь возят саксаул на дрова.

За Аральском рыбачий стан на берегу. Верблюды, тяжело ступая, тянут невод. Над костром вода в котле кипит. Скоро будет уха из морских сазанов. Они огромные. Одного сазана еле поднимешь, а в неводе их сотни, только верблюды могут столько вытянуть.

Когда уху поели, один рыбак рассказал, как он встретил тигра в тростниковых джунглях в дельте Амударьи.

— …Лодочка в берег ткнулась, смотрю — лежит на берегу и на меня глядит, не шевелится, только кончик хвоста играет. У меня от страха волосы шапку на голове подняли. Хотел шестом лодку оттолкнуть — боязно… Так и остолбенел, не шевельнулся, пока лодку на быстрине не унесло. И сомов мне не надо — только скорее домой! С тех пор без ружья в тростники не хожу рыбачить.

А сомы в Амударье громадные. Рыбак его на спине тащит, а хвост у сома в пыли волочится. Такое чудище диких уток глотает.

На берегу под камнями сидят скорпионы, и ещё в песке нашёл я раковину окаменелую: блестит, синевой отливает. Раковине этой миллионы лет.

Раньше, очень давно, на месте пустыни было море. Если поискать, зубы акул найдёшь. Каждый зуб величиной с ладонь. Коричневый, острый и по краям зазубренный, как пила.

Вечером над пустыней, на том месте, где солнце потухло, зажёгся зелёный луч. Чёрный песчаный смерч закрутило столбом. Всё ближе, ближе несётся… Верблюды как увидели этот столб, сразу легли. А то налетит, закружит, поднимет и бросит на землю.

Всякое бывает в пустыне.

Умный дикобраз

В Туркмении на дикобразов охотятся с веником.

У входа в нору валяются дикобразьи иглы. Длинные, мягкие, как волосы, — из спины. Твёрдые, острые — из хвоста, и на песке следы.

Подошёл охотник и всё веником замёл: клочки шерсти, иглы, следы, чтобы всё было чисто, как пол в избе.

«Ну, теперь попадётся», — обрадовался охотник.

На другой день вернулся охотник к норе и видит: свежие следы пяточками назад, в нору, а рядом пяточками вперёд. Был дикобраз, да недолго, чуть свет ушёл из норы.

Подмёл охотник веником все следы, опять ровный песок.

«Ну хитёр! Всё равно от меня не уйдёт», — подумал охотник.