Читаем Умерший рай (двадцать лет спустя) полностью

Умерший рай (двадцать лет спустя)

Уникальный в своем роде документальный роман. В котором рассказано о не существующей нынче стране – Германской Демократической Республике – на фоне юношеского взросления героя. Роман содержит множество "адалт-эпизодов", которые не оставят равнодушными читателя. И в то же время он ставит, оставляя неразрешенным, главный вопрос ХХ века: почему Германия проиграла Войну? Этот роман стоит прочитать всем.

Виктор Улин

Проза / Проза прочее18+
<p>Виктор Улин</p><p>Умерший рай</p><p>(Двадцать лет спустя)</p>

Памяти генерал-лейтенанта авиации Андрея Николаевича Лёзина.

1.

«Но почему мы не находимся сами на островах Надежды и не спим с женщинами, которые пахнут корицей и чьи глаза становятся белыми, когда мы их оплодотворяем под Южным Крестом…»

(Эрих Мария Ремарк. «Черный обелиск»)

2.

«Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло.»

(Екклесиаст. 8:11)

3.

«…иллюзия есть главный питатель жизненных сил.»

(Виктор Улин. «Камни в пыли»)

4.

«Только ленивый не пишет сейчас о Гитлере.»

(Андрей Конюхов. Из частной беседы)
<p>От автора</p>

В 2002 году, вернувшись из турпоездки в Египет, я написал документальную повесть «Африканская луна» – это название упоминается, пожалуй, во всех моих публицистических произведениях.

Едва окончив египетские заметки, я вспомнил о другом путешествии за границу. Совершенном мною – если отсчитывать от того 2002 года – почти 20 лет назад. И подумал, что смогу создать нечто на том давнем материале.

Поделившись планами с литературным братом, бывшим сокурсником по Литинституту, а ныне преуспевающим Петербургским писателем Валерием Роньшиным, я встретил скепсис.

«Луну» Валера принял безоговорочно. Прежде всего благодаря свежести авторского восприятия. Узнав о дальнейших намерениях, он усомнился: удастся ли мне спустя двадцать лет создать вещь такого же объема, наполненную живыми и яркими ощущениями.

– «Не верю!», цитируя Станиславского, – писал мне друг.

Честно говоря, тогда я и сам не слишком верил.

По инерции, оставшейся после «Луны», написал несколько глав – и бросил.

Поскольку в самом деле материал двадцатилетней давности усох и поблек. Скроить из него нечто живое казалось принципиально невозможным.

В таком виде, брошенная – хотя не похороненная – эта повесть провалялась два года.

До тех пор, пока уже нынче я опять не съездил за границу. На сей раз в Турцию. По непонятным причинам поездка вызвала во мне всплеск писательской потенции, какого не было давно.

Я начал работать в начале июля – и писал, писал и писал…

Сделал документальную повесть о поездке в Турцию. Потом написал художественную вещь, эпизодическая завязка которой лежала на берегу Средиземного моря. Совершенно походя родился еще один небольшой, но крайне тяжелый и важный для меня очерк.

Все замыслы вроде бы претворились. Но инерция несла вперед. Делать было нечего, и я взялся за эти записки. Хотя вначале и сам не верил в успех.

Однако воспоминания захватили. И заставили писать до тех пор, пока я не выложил все, что само по себе рождалось в сознании.

Вопреки сомнениям Валеры Роньшина, вещь получилась в два раза объемнее легендарной «Луны».

Ну, а о свежести и искренности судить вам.

<p>Тогда я был молодым</p>

Однажды мы пили водку.

В самом факте не вижу ничего экстраординарного.

Особенно в нынешнем возрасте и состоянии.

Хотя этот случай относится к моей прошлой жизни – когда я преподавал в университете.

Так вот – мы пили тогда водку… И партнером моим (мне не нравится слово «собутыльник»; в нем присутствует уничижительный, оставшийся со времен борьбы с алкоголизмом оттенок, превращающий нормальных людей в заурядных пьяниц) – партнером моим был Семен Израилевич Спивак. Известный ученый, профессор математики, обладатель всех мыслимых в научном мире наград. А главное – умный человек. Один из умнейших, кого мне посчастливилось встретить на жизненном пути. Преклоняясь перед ним, я приватно называю его «ребе», что по-еврейски означает обращение к раввину, учителю или просто мудрому человеку.

И вот, пили мы любимую сорокаградусную – и разговор сошел на воспоминания о прежних временах. Мы медленно опустились в прошлое.

Как положено двум ностальгирующим собеседникам, вспоминали что-то хорошее. Бывшее реально, или только грезившееся – не важно; но оставшееся далеко позади.

Мне в тот момент было года сорок два; но тем не менее казалось, будто только прошлая жизнь осталась цветной, а настоящая сделалась черно-белой.

Приняв по очередной дозе, мы перешли к обсуждению этого феномена человеческого самовосприятия.

Перейти на страницу:

Похожие книги