Когда я увидел, как Бурагин, бодрый и счастливый игрок, минуту назад полный сил и преисполненный довольства, только что выигравший три миллиона, начинает краснеть и задыхаться, глаза его выпучиваются, судороги сотрясают все его существо и он падает замертво, одновременно несколько разнонаправленных мыслей пронзили меня, наполнив ужасом и гибельным восторгом. И первым стало понимание, что вся затея не шутка, не игра, не розыгрыш; второй пришла мысль, что я оказался втянут в ужасные события и получился самым их непосредственным участником; и третьим накрыло осознание: зря я подозревал прикол, подвох, все чрезвычайно всерьез! И яд оказался не подкрашенной жидкостью (как я втайне думал), а подлинной отравой, да еще чрезвычайно действенной. И для меня это означало только одно: отныне я нахожусь под прямой и непосредственной угрозой, под ударом, и любой правоохранитель сможет обвинить меня в том, что я — убийца! И будет прав. И, значит, в мгновение ока, в тот самый миг, когда душа покойного Андрея Бурагина покинула его тело, я стал беззащитен, и вполне заслуженно, перед лицом закона! И теперь никто, ни Бог, ни царь, не герой (или тот, кто меня на произошедшее подвиг) не станет никоим образом защищать меня и выгораживать. Я почувствовал себя так, будто стою голенький, на лобном месте, при всем честном народе, и огромная толпа, собравшаяся подо мной на площади, готова прокричать: «Распни!» И меня тут же схватят, и повлекут, и бросят в застенок, свяжут, распнут — и при этом, самое ужасное, будут правы, потому что да, по всем законам, божеским и человеческим, я виновен, виновен, виновен!
Ergo[14] никто решительным образом не даст мне избавления, кроме меня самого, и отныне и до конца жизни моим уделом станет скрываться, путать следы, таиться! Парадоксальным образом эта мысль не просто выбросила в кровь энную дозу адреналина (что естественно!), нет, ощущение западни или, если угодно, капкана, в коем я оказался, впрыснуло в меня и эндорфин, и серотонин, и… — какие там еще гормоны радости существуют в организме? Жизнь, всего минуту назад представлявшаяся мне вялой и пресной, вдруг заискрила, заиграла новыми, лучезарными красками! Поразительная вещь! По сути, я оказался не кем иным, как убийцей — можно сказать, подло, из-за угла, подмешав яду, умертвил человека, — но не испытывал в тот самый момент ни грана раскаяния, а, совершенно напротив, почувствовал восторг и упоение! Но и тревогу, и страх — вдруг дознаются? Разоблачат? Накажут?
Ведь наверняка в самое ближайшее время начнется следствие, понаедут полицейские, другие правоохранители, станут задавать вопросы: что-почему-откуда? Потом последует экспертиза, да и безо всякой экспертизы ясно: клиент отравлен — значит, кто-то поднес ему яд? Значит, это кто-то из нас — из тех, кто оказался на площадке? Слава богу, что я распорядился, чтобы нас тусовалось в тот момент рядом с убитым как можно больше, и сразу вопрос: а вдруг Бурагин совершил самоубийство? В самом деле, почему нет, надо на эту идею аккуратненько следователей подвигнуть: человек парадоксальным образом возжелал уйти из жизни в момент своего несомненного, впечатляющего и прилюдного триумфа! И, хвала небесам, перед тем, как выйти на площадку, я распорядился, чтобы остановили съемку — надо немедленно, пока не прибыли сыскари, под сурдинку проверить, насколько точно выполнено мое указание, и если вдруг
Да, я-то знаю, как дважды два: именно я, и никто иной (а кто бы еще?!), протянул убитому отравленный кубок — сиречь пластиковый стаканчик со скверным крымским шампанским. Но на площадке царила суматоха, неразбериха, вполне естественная и понятная для такого случая: игрок сорвал куш в три миллиона! Там суетились и Марьяша, бригадир массовки, и администраторы Лизонька с Кристинкой, и редактор по игрокам Настя; и шеф-редактора Илью я с собой зазвал, и исполнительного продюсера Андрея — короче говоря, моя скромная персона внесла изрядную лепту в организацию того самого бедлама и суеты, коим ознаменовалось окончание шоу. А ведь после того, как случилось неизбежное и победитель упал, хаос еще усилился: привлеченные запахом смерти и жаждой сильных зрелищ, на площадку выбежали иные действующие лица, кого я и видывал впервые: массовка, например. После всего этого кто будет утверждать доподлинно, что именно моя рука протянула убитому тот подлый стакан! А я, естественно, все подозрения и грязные инсинуации в свой адрес (буде подобные, паче чаяния, возникнут) стану гневно и решительно опровергать.