– Что, контролеров в вагон не пускают? Какай вагон? Пятый? Остановите поезд на своем пути перед вокзалом, мы им подготовим «встречу».
Электричка встала, не дойдя несколько сот метров до вокзала, где шли неспешные приготовления к облаве: перрон заблокировали, а для оцепления «мятежного» пятого вагона готовили особо усиленный наряд контролеров с милицией. Но быстро «повернуться на „вздрючку“ не успели.
А «мятежный» вагон «зайцев» уныло притих в ожидании расправы в остановленной электричке. Грустно притихли и «буйные вожаки». До всех стал доходить и смысл остановки, и смысл ранее услышанных угроз контролеров. Поняли, что на перроне ждут «пытки» и «казни» в виде штрафов и милицейских актов за мелкое хулиганство. Вагон превратился в «камеру временно задержанных», поскольку сбежать в соседние вагоны не представлялось возможным, – они тоже были переполнены.
И тут в компании объявился тот, кого мы назовем «Мазаем», – ангелом-спасителем «зайцев» по аналогии с сюжетом известной поэмы Некрасова. С сиденья решительно поднялся невысокий, но плотный, коренастый мужичок:
– Чё ждете, ядрена вошь? Когда с милицией придут, и штрафы начнут выколачивать, как пыль из матрасов? А ну-ка!..
Подойдя к двери, схватился за одну половинку руками, уперся в выступ другой половины ногой и приоткрыл дверь. Стоявшие рядом мужички быстро «ухватили идею» и створки двери, раздвинули их совсем и стали держать, пока остальные «зайцы», прихватив рюкзаки и детей, посыпались из выхода, как горох. Общая беда сплачивает: народ проявил необычайную дисциплинированность и взаимопомощь при высадке. При полном отсутствии давки, толкотни, ругани, и при наличии эффективной взаимопомощи вагон опорожнили за полторы-две минуты. Бежали все, – даже те, у кого билеты были, бежали по принципу: «все побежали, и я побежал». Настолько быстро, что на вокзале никто ничего не заметил.
Далее через щели в заборах и лесенки перронов вся беглая «компания» быстро распалась и растворилась в толпах вокзала, метро и городских кварталах. Но сбежали так не все, – часть осталась с интересом наблюдать с перронов, «а что же будет дальше».
«Встреча», наконец, была подготовлена «по всей форме». Когда поезд подали к вокзалу, вагон был тут же оцеплен и блокирован милицией и контролерами. Каково же было их удивление, когда они увидели совершенно пустой вагон, а из открытых дверей вышел всего один пассажир, – тот самый «плотненький» Мазай. Диалог с Мазаем вышел очень коротким:
– А чё?
– А чё?.. Ни чё!..
И Мазай спокойно протопал по перрону мимо контролеров.
Они же, растерявшись, даже не спросили у него билет, хотя билет-то у него был, проверки он не боялся. Возможно, именно это и помогло ему не растеряться и стать спасителем целого вагона железнодорожных «зайцев», часть из которых давилась от смеха, наблюдая завершающую сцену с соседних перронов. При этом и восхищаясь мудростью Мазая, и воздавая хвалу неповоротливости начальства. Последняя кому-то нож острый, а кому-то «палочка-выручалочка». При наличии Мазая!
«Старая сказка сбудется вновь!..»
Е.В. Буянов
«КПЗ»
На большие скалы Ястребиного озера наша компания горных туристов ездила тренироваться, оформив через станцию Кузнечное коллективные пропуска в погранзону и совершая подход по лесу за 3 часа «с гаком» (или через поселок Богатыри за 4 часа). Более короткой была дорога от следующей станции Куликово, но здесь пограничное начальство не пропускало. Однажды (в конце 70-х) все же рискнули проехать до Куликово, но ночью ошиблись, и вышли еще на остановку дальше, – в Хиитоле. Здесь сразу были перехвачены пограничным нарядом и отведены в «камеру временно задержанных», которую для солидности мы назвали «КПЗ», – камера предварительного заключения. «КВЗ», конечно, так, «мелкотня» и «слякоть» с точки зрения настоящих «зеков». Паспорта и пропуск пограничники сразу отобрали.
Рюкзаки нас заставили сложить в другой комнате, а в «конуре» наша компания из десяти мужиков и трех женщин с трудом разместилась сидя, в ожидании утра «до выяснения», когда появятся офицеры заставы.
Разговоры, конечно, ударились в сторону обсуждения «сроков заключения в „тюряге“ и перспектив содержания „на казенных харчах“. Было ясно, что до „харчевни“ доберемся не скоро. По площади мы имели 1 кв. метр на 3–4 человек, – заметно меньше, чем на кладбище, как заметил один из нас. На каждом внешнем „телодвижении“ нам объясняли на „железном“ военном сленге, что „это не положено“. Вещи с собой – „не положено“. Дверь держать открытой – „не положено“ и т. д. Потому разговоры меж собой велись такие:
– Пришло наше время… После пионерских и туристских лагерей получить опыт лагерей «общего содержания»!
– Да, потом будем за водкой вспоминать, как «сидели вместе».
– Все «не положено», да «не положено»! Ни спальников, ни закуся!
– Положено!.. А что, нам вообще-то что-то «положено»?
– Ни хрена нам не положено, пока мы положены в эту комнату!