Улыбка химеры

– Тоскливо как-то, если нельзя потрогать?

– Здесь да. А во сне почему-то нет. А тебе что снится?

– По-разному. Иногда ты. Иногда дети, когда они еще маленькие. Но знаешь что странно? Чаще всего я вижу во сне нашу школу. Вроде и пожил уже в разных местах, и в университете сколько-то лет проучился, и семья у меня была, и по стране я поездил так, что дай бог всякому, и в горах был, и в пещеры лазил, и по рекам сплавлялся, и в море ходил на яхте. Но в этом сне мне как будто снова шестнадцать лет и я опять школьник, и точно знаю, что за ворота нельзя и долго еще будет нельзя, и все мечтаю, когда ж наконец будет можно. Я в том сне не меняюсь. Мне всегда шестнадцать лет, и я всегда жду, когда же можно будет за ворота. Стою возле них, и аж дыханье спирает. Так туда хочется, что прям больно. Вот. Я этого никому еще не говорил. Даже и не знаю, зачем сказал сейчас.

– Ты так на самом деле стоял? Ну тогда, в детстве?

– Не помню уже. Нет вроде бы. Я был нормальный пацан, у меня была вполне насыщенная жизнь. Девчонки, спорт, музыка, учеба. Ну так, мечтал у себя в голове, наверное. Потом вроде же все сбылось.

– Макс, а ты никогда не пробовал убежать? Ну там, во сне?

– Не, не пробовал. Ни во сне, ни наяву. Ладно, хватит болтологией заниматься. Спи уже. Завтра вставать рано.

– Сплю. Макс, а ты все-таки попробуй. Ну хотя бы сегодня ночью. Попробуешь, да?

– Машка, ты будешь спать, наконец, или нет?!

– Буду. Только ты мне еще спинку почеши на ночь. Там почему-то все время чешется, между лопаток, а сама я не достаю. Вот здесь, да. Так хорошо. И что бы я без тебя делала?

* * *

«Анна, помни, когда тебя выпустят, ты всегда сможешь приехать сюда. У меня есть связи, я добьюсь для тебя прописки. Наша семья всегда проживала в Столице, и ты тоже будешь здесь жить! Я в этом ни секунды не сомневаюсь.

Так ли уж ты уверена насчет медицины? Рисунки, которые я видела, выглядят весьма многообещающе. Говорю тебе это не как бабушка, а как искусствовед со стажем и опытом. Я могла бы их здесь кое-кому показать, но для этого мне нужно твое согласие.

Пиши чаще! Я очень жду твоих писем. Не отделывайся, как теперь принято, краткими сообщениями в сети. Я человек старомодный, мне этого не хватает. Я знаю, что со школами плохая и нерегулярная связь и звонить ты часто не можешь. Поэтому, пожалуйста, не забывай писать.

Пришли мне свои размеры, чтобы я смогла купить тебе что-либо приличное из обуви и одежды. Пусть мне не позволили взять над тобой опеку, несмотря на все предъявленные документы, в этом-то они не могут мне помешать! Мне претит, что внучка моя ходит как чучело. Хочу, чтобы ты выглядела как человек.

Твоя бабушка Анна Громова».

Как человек! Если бы только бабушка знала!

Каждый шаг, сделанный Аней на избранном пути, заводил ее все дальше и дальше, превращая постепенно в винтик отлаженной и хорошо смазанной машины. Ане казалось, что, перестав работать со сколиозниками, она скоро обо всем забудет. Что, в конце концов, такое рентген? Его всем по нескольку раз в году делают. Да и функция у нее чисто техническая. Уложила, кнопкой щелкнула, а там хоть трава не расти.

Она ошиблась. Прежде всего, Аня теперь была обременена знанием. И ей ни на миг не удавалось забыть, что те, кто вошел в рентген-кабинет, могут потом из него не выйти. Аня улыбалась, а сама вглядывалась в лица, пытаясь угадать: «Этот? А может быть, вон та или тот?» Чаще всего она ошибалась, но иногда все же угадывала правильно, и от этого становилось еще горше. Будто предсказала судьбу.

Дней через десять вконец измученная токсикозом Надежда взбунтовалась. Она попросту бросила все на Аню, а сама переместилась в комнату отдыха: