Улыбка черного кота

Перед ними в противоожоговой камере в глубоком забытьи лежал молодой мужчина. Голова, шея, уши были густо покрыты белой мазью. Толстый слой специального средства скрывал черты лица, человек был словно в маске. Глаза оказались плотно закрыты, ресницы опалены, и лишь выходящие из носа и рта трубки свидетельствовали, что в нем еще теплится жизнь.

По росту и по общему очертанию тела он напоминал Антона. Обгоревшая кожа на груди и ногах была покрыта салфетками с мазями различных цветов, и Светлана сквозь застилавшие глаза слезы — даже ее достаточно черствая душа поняла, какие страдания испытывает этот человек, — сумела разглядеть что-то вроде оранжевой облепихи, белоснежную медицинскую присыпку, обгоревшее коричневое мясо, прозрачные водянистые пузыри…

Заметив, как русская женщина покачнулась, стоявший рядом китайский врач решил ей помочь. Он внимательно посмотрел на Светлану и спросил через переводчика в белом халате, были ли у Антона Житкевича какие-нибудь особые приметы. Она отрицательно покачала головой с непоколебимой и искренней уверенностью. Ни больших родимых пятен, ни бородавок, ни шрамов — кому ж это и знать, как не родной жене! Правда, у Антона были очень изящные, хрупкие, словно у женщины, ступни ног и ладони, но все эти части тела оказались в послеожоговых отеках, по ним ничего не определишь.

— Мы хотели бы задать вам конкретный, прямой вопрос, — медленно произнес медик, и переводчик, старательно подбирая русские слова, выполнил свою работу. — Думаю, все ваши сомнения сейчас рассеются. Скажите, у вашего мужа были татуировки?

Светлана недоуменно и с каким-то облегчением замотала головой. Ее слезы высохли.

— Да бог с вами! Муж никогда не стал бы заниматься подобными глупостями. Он относился ко всем этим молодежным приколам с пренебрежением, был противником всякого украшательства и абсолютно не интересовался модой. Он — солидный человек, ученый, исследователь, а не какой-нибудь там рокер-музыкант.

— Тогда взгляните сюда, — и две хорошенькие сестрички милосердия, похожие друг на друга как две капли воды, по знаку медика быстро приоткрыли камеру и очень бережно, за одно плечо приподняли больного так, будто хотели положить его на бок. Со спины этого человека, чудом не тронутой огнем, им улыбалась морда лукавого и хитрого кота.

«Вот чертяка! Неужто выжил?!» — почти беззвучно, одними губами прямо-таки ахнул Сергей.

Если бы Светлана в этот миг посмотрела на него, то, вероятно, по его мимике догадалась бы о смысле так и не произнесенной вслух фразы. Но жена Антона не могла оторвать глаз от больного, а китайский врач, внимательно наблюдавший за ними обоими, не знал русского языка и не мог понять того, что прошептал сейчас посетитель из России.

Светлана же с неподдельным изумлением смотрела на татуировку. «Надо же, как мастерски выполнена, как ловко нарисована!» — с невольным восхищением отметила она. Да, это был настоящий шедевр! Вероятно, от любого движения мускулов, от малейшего поворота спины морда кота должна была менять свое выражение: двигаться, подмигивать, словно живая… Однако, опомнившись, она разочарованно развела руками, и медсестры, осторожно опустив больного, снова закрыли камеру.

Теперь все сомнения Светланы окончательно улетучились. Этот человек, отдаленно похожий на Антона Житкевича, никак не мог быть ее мужем. Ясно как белый день, даже и обсуждать нечего. И она решительно вышла из палаты.

А Сергей, все это время молча находившийся рядом с ней и почти потерявший дар речи от происходящего, еще на несколько минут задержался у барокамеры. Он не мог понять, почему так внимательно и тревожно смотрит на него китайский врач, но предпочел не выдавать своего знания языка и не промолвил ни слова.

Не в силах оторвать взгляд от умирающего, Сергей точно прощался с чем-то большим, нежели то, чем всегда был для него Антон Житкевич. — Может быть, с молодостью, дружбой, верой в собственную порядочность. «В конце концов, — подумал он, словно бы оправдывая свой поступок, — шансов выжить практически никаких, разве что чудо… А где его взять, это чудо?… А продлевать агонию… зачем?!» И, наконец, круто повернувшись на каблуках, он навсегда покинул эту комнату.

Внизу, в регистратуре, полицейский оформил протокол опознания. Светлана уверенно подтвердила, что оба пострадавших в авиакатастрофе ей абсолютно не знакомы.

Через два дня им выдали маленький цинковый ящик с останками, которые принадлежали кому-то из пассажиров злополучного рейса. Понятно было, что это фрагмент общей могилы, однако ничего другого китайские власти предложить не могли. И они повезли цинковую капсулу в Россию.

По дороге в аэропорт Светлана плакала, ей стало страшно в чужой стране и отчего-то очень жалко себя. Мелькавшие за окнами машины, трепавшиеся на ветру кумачовые полотнища, огромные иероглифические надписи и чистые улицы Пекина теперь оставляли ее совершенно равнодушной, даже отчасти пугали. Она покидала страну, чувствуя непонятное отвращение к ее чуждой прелести и загадочной красоте. Люди и сам дух Азии казались ей враждебными и коварными.