Примитивные эстрадные песни она не любила, а примитивные эмоции, типа «растворения в любви» и тихого умирания вдали от объекта обожания, ее пугали. После бурных чувств, пережитых в юности, Александра предпочитала держать себя в узде. Такое поведение ее маменька в порыве праведного гнева, разумеется, называла «эмоциональной незрелостью».
– Ты не должна бежать от чувств, ты обязана научиться управлять ими! – горячилась она обычно.
– Не хочу, – возражала Александра, и тогда разговор непременно превращался в ссору.
Гораздо разумнее было на первую же реплику промолчать, что Александра и делала последнее время. Правда, иногда у нее на это не хватало терпения.
Сейчас, к счастью, маменьки рядом не было, поэтому меланхолично достав диск с записью «Времен года» Антонио Вивальди, она вставила его в проигрыватель и вслед за музыкой унеслась в рай.
«Лето». Александра больше всего любила именно эту часть цикла «Времен года». Под эту мелодию приятно размышлять или вовсе ни о чем не думать. Ей нравилось представлять, что за окном не снег, мороз и урбанистический пейзаж, а разогретый жарким полднем луг и журчащая студеная речка с ним рядом.
Когда она вернулась домой, Алиса лежала в постели с совершенно несчастным видом.
– Что случилось, ты не заболела? – испугалась Александра.
– Нет. Просто хочу спать.
Дочь зевнула и отвернулась к стене.
– Дай-ка я потрогаю твой лоб.
– Ну ма-а-ам, – увернулась от ее ладони Алиса, – я совершенно здорова.
Александра все-таки протянула руку и, убрав челку, прикоснулась ко лбу дочери.
– Да, действительно. Температуры нет.
Она органически не выносила, когда болели дети. Боялась их болезней до паники, до холодного пота, до полуобморочного состояния. И сейчас у нее сразу помертвело лицо и закружилась голова. Да, вроде бы особых оснований для переживаний нет, но Александра тем не менее занервничала. Ну не может такого быть, чтобы бойкая двенадцатилетняя девочка, которую и ночью-то в постель палкой не загонишь, вдруг вечером добровольно отправилась спать! Напряжение нарастало, Александра тревожно вглядывалась в лицо дочери и перебирала в уме все возможные причины ее недомогания, когда в комнату заглянул Митя.
– Мам, ты не переживай! – сказал он, увидев бледное лицо матери и сразу все поняв. – Алиска вчера в четыре утра легла спать, вот теперь и дрыхнет.
Он насмешливо посмотрел на сестру, а она показала ему язык.
– А ты-то сам откуда знаешь? – взвилась как ужаленная девочка. – Не спал, что ли, всю ночь за мной шпионил?
– Не говори ерунды, Алиска. Я когда воды попить вставал, тогда и видел.
– Врешь!
– Да подумай сама, если бы я тоже не спал, разве бегал бы так бодро, как сейчас?
– Вот иди и дальше бегай, чего ко мне пристал, – огрызнулась девочка, опять укладываясь на кровать и отворачиваясь к стене.
– Алиса, – Александра укоризненно покачала головой, – ты же обещала мне не читать по ночам.
Девочка села и, обхватив руками колени, состроила самую разнесчастную мину.
– Но мне не спалось, мам, – сказала она плаксиво. – Ты же сама знаешь, как тяжело, когда бессонница.
Александра улыбнулась и ласково ее потрепала по белокурой пушистой голове.
– Ладно, отдыхай. Но чтоб впредь не засиживалась за книгой до утра!
Алиса торопливо затрясла головой и так «честно» вытаращила глаза, что сомнений не оставалось: читать все равно будет. И сделать с этой тягой к ночному чтиву ничего не возможно, разве только установить жесточайший контроль. Александра это знала по себе – несмотря на все заперты, она умудрялась читать и при свете ночника, и прожектора, светящего в окно с соседней стройки, и с фонариком под одеялом, и с парафиновой свечой. От последнего способа, правда, пришлось поспешно отказаться, потому что весь пододеяльник оказался в безобразных парафиновых кляксах. Мать, собирая постельное белье, обнаружила их, и Александре изрядно влетело.
И это безобразие происходило несмотря на то, что маменька постоянно держала дочь в ежовых рукавицах. Контроль и дисциплина у Зои Павловны всегда были на высоте, она великолепно справлялась с любой проблемой.
Вот из самой Александры контролер вышел никудышный. Единственное, что из всего воспитательного процесса она умеет делать хорошо – так это баловать детей.
«Видно, придется снова отправить Алису к бабке на перевоспитание», – мрачно подумала Александра.
– Мамочка, я честно-честно больше не буду! – завопила Алиса, будто прочитав ее мысли. – Только не отправляй меня к бабушке, ну пожа-а-алуйста!
– Я что, думала вслух?
– Нет, но я все поняла по твоему лицу. – Алиса захныкала и прижалась щекой к руке матери. – Я буду послу-у-ушной...
– Хорошо. Я тебе верю. – Александра нежно коснулась губами упругой щечки дочери и прикрыла ее плечи одеялом.