Улыбка бога

Появился князь очень скоро с небольшим латунным ларцем в руках, украшенным чеканкой. Илья с удивлением глядел на старинный сундучок. И опять, в который уже раз за вечер думал, что обитель Воронцовского по количеству антикварных вещей скорее похожа на филиал музея, чем на жилую квартиру в современном доме. И в этом желании окружить себя стариной, на взгляд Ильи Григорьевича, было что-то чрезмерное, нарочитое. Словно Воронцовский хотел убедить всех, а может быть, прежде всего самого себя в своем высокородном происхождении.

Князь подошел к столу, торжественно поставил на него ларец и откинул крышку. Илья Григорьевич привстал и заглянул внутрь. Там оказалось одно-единственное украшение – византийский крест ослепительной красоты, усыпанный бриллиантами и рубинами. Он был выполнен в виде расходящихся от центрального круга четырех лучей, завершающихся лилиями. Крупный синий бриллиант помещался в центре, четыре белых, чуть поменьше, украшали лилии на концах креста, а между ними россыпью шли черные бриллианты и алые рубины. Крест был настолько красив, что даже у видавшего виды Ильи Григорьича захватило дух.

– Такие кресты известны с одиннадцатого-двенадцатого веков, на Руси они стали широко распространены несколько позже – в четырнадцатом-пятнадцатом. А вот эти белые полевые лилии, – Воронцовский указал на концы креста, – по-славянски назывались «крины сельные» и символически напоминали слова Христа о Своем Служении: «Я – лилия долин!» – говорил Господь. Голубой бриллиант в центре символизирует небо, черные – землю, а рубины – кровь, пролитую на полях сражений. Далекий предок был одарен этим крестом за верную службу царю, а мне он достался по наследству.

– Очень интересно. – Илья достал из футляра ювелирный монокуляр, привычным жестом вставил его в глаз и принялся изучать драгоценный камень в центре креста.

«Прозрачный синий бриллиант, – думал он, – природный Fancy Vivid Blue. Редкость несомненная. Недавно подобный был продан с аукциона «Сотбис» за девять с половиной миллионов долларов...»

Он долго разглядывал камни, украшающие крест, тщательно оценивая каждый из них. Черные бриллианты тоже оказались уникальны – прозрачные, не «отягощенные» массой графитовых включений, типа карбонадо. Разумеется, их стоимость была несколько ниже, чем у белых, но тоже достаточно высока.

Все это время Василий Савельич сидел молча, напряженно вглядываясь Илье в лицо. И только когда тот отложил в сторону монокуляр, нетерпеливо спросил:

– Ну, что скажете, голубчик? Какова цена этого волшебства?

– Учитывая стоимость каждого камня в отдельности и художественную ценность самого украшения, я бы вам рекомендовал выставить крест на аукцион с начальной ценой в пятнадцать миллионов долларов. Если понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам.

Сказал, и вдруг опять поймал себя на ощущении нереальности происходящего. Слишком алчно загорелись у Воронцовского вдруг глаза, когда он услышал о стоимости креста. Чересчур суетливо он попытался это скрыть, будто актер на сцене, который на мгновение вышел из роли. И это было странно – как можно владеть сокровищем и не знать даже примерной его цену?!

– Спасибо, голубчик, я подумаю, – Василий Савельевич стал по-прежнему невозмутим и аристократичен. – Тяжело, знаете ли, расставаться с фамильными драгоценностями, но если не будет другого выхода, я все-таки решусь. Такие цены сейчас на все, такие цены...

Воронцовский вздохнул и вытер скупую слезу, бежавшую по щеке.

* * *

День для ноября выдался солнечный, теплый. Воробьи радостно орали в ветвях, то ли вообразив, что пришла весна, то ли радуясь последнему теплому дню. Уже завтра обещали десять градусов мороза, и, пожалуй, все-таки птицы догадывались об этом.

«Вот она, детская непосредственность бытия, – думал Илья, подставляя лицо холодному осеннему солнцу. – Дети, птицы, животные – они радуются тому, что имеют, и не переживают о завтрашнем дне. Живут так, будто бы завтра никогда не наступит. Не зря в Библии сказано: «Будьте как дети». Мы же все время ожидаем страшное «завтра», которое, может быть, никогда не наступит, и отравляем тем самым себе жизнь».

Он улыбнулся и старательно выбросил все тревожные мысли из головы. На какое-то время пришло ощущение блаженства, будто он окунулся в нирвану. Сигнал опасности возник неожиданно. Он зародился черной точкой в мозгу и, постепенно заглушая ощущение счастья, начал расти.

Илья в смятении пытался понять, отчего вдруг у него на душе стало так тягостно и мрачно. Единственное, что пришло на ум – странный старик, князь Воронцовский. Какие-то мелочи, нюансы, не вписывающиеся в общую картину детали. Голос, поведение, речь. И чем больше проходило времени, тем острее вспоминалась его фальшь и тем тревожней становилось на душе.