– Сейчас милицию вызову, – пригрозила злобно хозяйка и захлопнула дверь.
Я уставилась на красивую, обитую розовато-желтоватой кожей дверь. Интересно, чем так досадила Люба Ракитина этой особе? И как мне теперь поступить? Внезапно дверь соседней квартиры, совсем простая, деревянная, с обивкой из черного дерматина приоткрылась и на площадку вышла старушка. Маленькая, аккуратная, совершенно непохожая на российских бабушек.
К сожалению, наши женщины, едва перешагнув пятидесятилетний рубеж, мигом записываются в старухи. Начинают носить одежду темных тонов, не следят за модой, перестают ходить в парикмахерскую и выбрасывают помаду сочных оттенков. Этим они коренным образом отличаются от своих ровесниц-парижанок. «Чем старше женщина, тем короче юбка и выше каблуки», – заявила как-то бессмертная Коко Шанель. Но ей были свойственны экстремальные точки зрения. Однако в словах гениальной Коко, несомненно, была доля правды: французские дамы пятидесяти, шестидесяти и даже семидесяти лет не выглядят развалинами. Все они щеголяют в светлом. Розовое, голубое, нежно-зеленое – именно такие тона носят парижанки, перешагнув пенсионный возраст. При этом все они подстрижены и причесаны по последней моде, а на руках у них маникюр. Теплыми летними вечерами в многочисленных парижских кафе их можно встретить десятками. Разноцветными стайками сидят за столиками, пьют кофе, лакомятся пирожными и сплетничают, всем своим видом демонстрируя, старость – это еще не вечер. Впрочем, жизнь в Париже легче, чем в Москве: пенсии вполне достаточно для безбедного существования, а с внуками там сидеть не принято.
– Увольте, – морщит нос свекровь моей подруги Антуанетты, когда та робко просит маман приглядеть за Полем, пока она сбегает за булочками, – это твой сын, я своего уже воспитала, если желаешь таскаться по лавкам, найми няню.
Дама, вышедшая из своей квартиры, выглядит точь-в-точь, как свекровь Антуанетты. Сухонькая, маленькая, в ярко-голубом свитере и черных бархатных брючках.
– Вы ищете Любу Ракитину? – спросила она.
Я кивнула:
– У меня был записан этот адрес, пришла, а хозяйка квартиры такая неприветливая.
– А зачем вам Люба? – продолжала любопытствовать бабуся.
Я уже хотела было соврать, что работаю в поликлинике врачом, но тут бабушка продолжила:
– Небось тоже денег ей в долг дали?
Я кивнула.
– Если не секрет, сколько?
– Три тысячи.
– Ох, милая, плакали твои денежки, – запричитала старушечка, – заходи скорей. Меня Евгения Львовна зовут, а тебя как?
– Даша, – ответила я, протискиваясь в холл, забитый мебелью.
Одних только секретеров тут стояло три штуки. А еще комод, вешалка, шкаф и какие-то изогнутые непонятные штуки, похожие на кресла без спинок или на пуфики с ручками.
– Садись, – подтолкнула меня к одному из них Евгения Львовна. – Зачем же такую прорву денег давала? Неужели не видела, с кем дело имеешь?
Я вздохнула.
– Она казалась очень приличной, паспорт показала с пропиской. Всего-то и просила на месяц.
– Э, милая, – усмехнулась Евгения Львовна, – аферистка она. Вот на тебя сейчас Ниночка налетела…
– Кто?
– Ну Нина, из двенадцатой квартиры.
– Очень нервная женщина!
– Сама посуди, каково ей приходится. К ней уже добрый десяток человек приходили Любку искать. И все поголовно твердят: «Где деньги?» Ей тут такие сцены закатывают! Один мужик дверь бритвой изрезал, другой милицию вызвал и вопил: «Немедленно арестуйте ее за мошенничество».
Я тяжело вздохнула:
– Одно слабое утешение: не одна я такая дура, что Ракитиной поверила.
– И, милая, – усмехнулась Евгения Львовна, – тут полподъезда таких. Люба-то квартиру эту продала. После смерти матери она сильно нуждалась, вот и пошла на такой шаг. Никому ни слова не сказала. А в день отъезда прошлась по подъезду да и настреляла у людей денег. Понемногу, правда, но небось хорошая сумма получилась. У меня вот не попросила, наверное, все же совесть имеет. Мы с ее матерью дружили, в гости друг к другу по-соседски бегали, вот и решила меня, старую, не лопоушить. За что я ей благодарна.
– Вот беда, – пробормотала я, – где же ее теперь искать?
– Замужем ты? – вдруг полюбопытствовала старушка.
– В разводе.
– И детки небось есть?
– Двое, – вздохнула я, – мальчик и девочка.
Вот ведь какая интересная вещь получается. Сказала абсолютную правду: я действительно не имею супруга, и двое отпрысков налицо. И вот, услыхав эту информацию, Евгения Львовна тут же решила, что перед ней тетка, с трудом поднимающая в одиночку ребят, и сочувственно улыбнулась. Давно поняла: собеседнику нужно дать о себе лишь самые краткие сведения, остальное он додумает сам.
– Вот что, – пробормотала бабуся, – еще полгода тому назад Люба жила в Крылатском. Пиши адрес. Но не знаю, там она сейчас или уехала.
– Спасибо, – чуть не закричала я от радости, – ну какое огромное, невероятное спасибо!
– Ладно уж, – отмахнулась Евгения Львовна, – в другой раз думай, с кем дело имеешь!
Я выскочила на улицу и обнаружила, что в «Пежо» буквально разрывается мобильный.
– Зачем покупать сотовый, если ты не отвечаешь на звонки? – гневно заорала Замощина. – Ну-ка скажи, который час?