– Да нет, я не про все это эмоциональное дерьмо. Я имею в виду физически. Что ты чувствуешь в теле?
– Зрение, – подумав, ответил он. – Я начинаю видеть по-другому. Слух обостряется. Как будто громкость прибавляют. Не знаю, я об этом раньше особо не думал.
Мне хотелось сказать ему: ты и правда такой же, как я. Я слышала, как ровно бьется твое сердце после того, как ты убил того марокканского парнишку. Хотя, может, в этом и нет ничего особенного. Может быть, нас роднит лишь то, что мы делаем вещи, о которых другие люди только думают.
– А ты? – спросил он.
Я ответила не сразу. Подошла к окну и посмотрела на грязные сугробы внизу, под окнами нашего четвертого этажа.
Читальный зал Пиктона в Ливерпульской библиотеке закрывался в восемь, значит до ближайшей автобусной остановки у нашего дома я добралась часам к девяти. Обычно я ходила в библиотеку каждый день после школы не только потому, что там было тепло и тихо, но еще и из-за огромных колонн на изогнутом фасаде, золотисто-зеленых настольных ламп, стоявших на полированных викторианских столах, тихого шарканья ног библиотекарей, толкавших перед собой тележки с книгами между стеллажами. Зайдя туда, я сразу чувствовала себя другим человеком – серьезным, важным.
Кажется, мне было шестнадцать. Это случилось примерно за год до того, как я навсегда уехала оттуда. «Теско» уже закрылся, бомжи укладывались спать в своих коробках. Обычно я переходила на другую сторону, чтобы не сталкиваться с ними. Иногда из вонючего тряпья вдруг высовывалась чья-то рука или кто-то подходил к тебе сзади, выпрашивая мелочь. Проход между супермаркетом и первым кварталом пролегал вокруг парковки позади магазина, быстрее дойти до паба можно было у мусорных баков. В ту ночь я услышала слабые стоны какой-то женщины и глухой звук удара, как будто что-то упало на контейнер на колесах. Сначала я подумала, что это вонючие бомжи чего-то не поделили друг с другом, но потом узнала визгливый голос собственной матери.
– А ну отдай! Не будь сволочью! Отдай!
Трое парней в толстовках зажали ее между двумя большими металлическими контейнерами. Всего лишь тощие подростки, лет по двенадцать-тринадцать. Решили прижать ее.
У одного из них в руках была ее сумка, и он дразнил мою маму: подносил сумку поближе, она тянулась за ней, но не успевала схватить и падала на колени прямо в грязную лужу. Жалкое зрелище!
– А что нам за это будет, миссис?
Они не пытались ограбить ее, просто решили поиздеваться, но, как только она упала, они вдруг испугались и разозлились, и тот, что повыше, пнул ее ногой в лицо. Она дернулась, ударилась подбородком об угол мусорного бака и скорчилась на земле, закрывая руками лицо.
– Вот тебе! Вот твое барахло! – крикнул один из них и вывалил содержимое сумки на землю. Раздался звон монет и глухой стук – на землю упал ее розовый зонтик.