– Господи Боже! Вы совсем, совсем молодая, саида. Моложе моей младшей дочери.
– Мистер Халид, когда следующий раз задует хамсин, мне исполнится сорок два года.
По толпе пробежал шепот. Коннор подошел к Джесмайн и сказал, обращаясь к собравшимся:
– Доктор Ван Керк прилетела из Каира. Она устала, я провожу ее в дом отдохнуть на полчаса.
Джесмайн вошла в небольшой холл со свежеокрашенными в белый цвет стенами, со старым холодильником египетского производства времен Насера, когда следовали лозунгу: «Покупай египетские товары», со старой картой Среднего Востока, где через Израиль шла надпись: «Оккупированные палестинские территории», с небольшой медицинской библиотечкой – книга «Когда вы станете врачом» тоже стояла на полке. Высокий ливиец укладывал в холодильник коробки с вакцинами; он обернулся и приветствовал Джесмайн:
– Ахлан вах сахлан!
– Это Наср, – сказал Коннор, – наш водитель и механик. А Халид, который приветствовал вас на улице, тоже член нашей группы. Он кончил школу, говорит по-английски и служит посредником, когда мы ездим по окрестным деревням. Он, так сказать, расчищает почву для нашей деятельности.
Наср поклонился и вышел.
– Ваша квартирка в задней части дома, – сказал Коннор. – Скромная, конечно.
– Думаю, что это дворец по сравнению с…
– С чем? – Но Коннор догадался, что Джесмайн имела в виду лагеря палестинских беженцев. Посмотрев на Джесмайн, он понял, почему она запнулась – она побледнела и оперлась на стул. – Что с вами? Вы больны? – встревоженно спросил Коннор.
– Пустяки, это после малярии. Я заболела в Газе, потом меня лечили в Лондоне.
– Наверное, вы слишком рано вернулись к работе.
– Я хотела скорее увидеть вас, доктор Коннор.
– А не пора ли называть меня Деклин? – улыбнулся он.
Она почувствовала его ладонь на своей руке. Он стоял к ней так близко, что она рассмотрела крошечный шрам над левой бровью, – откуда это?
– Не беспокойтесь, я в порядке… Деклин, – сказала она, как бы пробуя его имя на вкус.
Мгновение они глядели друг другу в глаза, потом он обернулся к двери, выглянул на улицу и сказал:
– Они ждут вас к угощению, Джесмайн.
– Скажите им, что я буду через пять минут.
Он закрыл за собой дверь, оставив ее в грустном раздумье. Он переменился – но почему? Как это случилось? Последнее письмо она получила от него четыре года назад, и в этом письме он был прежний Деклин: насмешник, честолюбец, современный крестоносец Великого дела медицины для третьего мира. С ним что-то случилось. Теперь в его речи была горечь, во взгляде – затаенная печаль. Никогда бы она не поверила, что Деклин Коннор станет пессимистом. Это случилось после смерти жены, думала она, но только ли в этом причина…
Она оглядела маленькую клинику, уже строя планы – достать ширму, принести цветущие растения. Вдруг она вспомнила маленькую приемную отца, которому она ассистировала, его вечерние приемы, здание кинотеатра «Рокси», видное из окна. Во время своих странствий по Среднему Востоку она не вспоминала о своей совместной работе с отцом. А сейчас вдруг ей захотелось, чтобы отец посоветовал ей, как начать работу в этой крошечной клинике.
«Почему я вспомнила об отце? – подумала она и ответила сама себе: – Потому что я в Египте. Дома».
Она вошла в спальню и раскрыла чемодан. Наверху лежали два письма, на которые она собиралась ответить. Одно – от Грега, он уехал в Австралию, чтобы жить с недавно овдовевшей матерью. Другое – от Рашели; в конверт была вложена фотография, на которой подруга Джесмайн была снята с двумя ее дочками.
Окно спальни было открыто, и Джесмайн услышала, как крестьяне убеждают Коннора:
– Мы хотели бы уважать новую докторшу, саид, но что это за женщина? Ей за сорок, ни мужа, ни детей… Не поймешь, чего от нее ждать. Что-то с ней не так…
Потом она узнала голос Халида:
– Ходит в джинсах, Боже ты мой! Все парни в деревне на работу не пойдут, станут на нее глазеть… Не дело это, саид… – Халид и некоторые другие жители деревни, обладатели телевизоров, были убеждены, что все американки (за исключением героинь сериала «Маленький дом в прерии») – женщины легких нравов или просто шлюхи.
Когда Джесмайн вышла из дома, жители деревни, видевшие ее полчаса назад совсем в ином облике, остолбенели.
На ней был халат, светлые волосы она скрыла под косынкой, в руках Джесмайн держала фотографию и Коран. Она обратилась к крестьянам, собравшимся перед клиникой, по-арабски:
– Я имела честь быть избранной для того, чтобы жить здесь и лечить вас. Я молю Бога Единого, – сказала она, положив руку на Коран, – зрители широко раскрыли глаза, – чтобы он даровал нам здоровье и благополучие. Мое имя – Ясмина Рашид, мой отец – паша. Но я могу называть себя ум Мухаммед. – Она подняла фотографию. – Вот мой сын.
Послышались восклицания: «Бисмиллах! – Боже ты мой!»
Глаза восторженно заблестели.
– Дочь паши!! И взрослый сын-красавец! – переговаривались женщины.
Пожилая женщина в белых одеждах – паломница, посетившая Мекку, – выступила вперед и спросила:
– Со всем уважением, ум Мухаммед, скажите, ваш муж в Каире?