Улица младшего сына

— Не могу! — сказал комиссар и, расправив грудь, поставил оба тяжёлых кулака на стол. — Всё правильно, всё верно, но не могу я ещё раз допустить, чтобы опять пионеры на риск шли.

— Опасно откладывать это дело даже на день, если хотите — даже на час опасно, — возразил Лазарев. — Весь день сегодня какая-то наверху возня идёт. Мне уже сообщили из «Киева» и с «Волги». И взрывы какие-то там хорошо прослушивались. Видно, немцы к Новому году хотят нам тут ёлку засветить. Надо ждать, что вот-вот они воду качать начнут. Ну хорошо, на этих секторах мы штольни и шурфы закрыли, а что, если они через другие стволы заливать станут? Никак нельзя, товарищи, нам ждать. Да и выходить, если даже всё благополучно пройдёт, нам вслепую нельзя никак.

Котло сказал:

— Может быть, всё-таки попробуем на этот раз без ребят обойтись? Есть у меня один лаз на примете. Если там завалы разобрать, можно попробовать выбраться. Я уж третий день туда ползаю. Думается мне, там вокруг чисто.

Так было решено отправить наверх через обвалившийся лаз Важенина и Макарова, двух самых опытных и смелых партизан, бывалых разведчиков. Высчитав по часам, когда на поверхности будет ночь, разведчики неслышно разобрали у одного неприметного выхода завал и тихонько выползли наверх.

Но не продвинулись они там и двух метров, как раздался сильный взрыв. Целый рой огненно-красных хвостатых трассирующих пуль взвился над лазом в сливающейся трескотне выстрелов. Злой луч прожектора обдал камни у входа леденящим мечущимся сиянием. Через несколько минут в лаз приполз задыхающийся, тяжело раненный Макаров; на спине своей он тащил убитого Важенина. Оба подорвались на одной из незаметных мин, которыми немцы усеяли всё пространство возле каменоломен.

Макаров как вполз в штольню с телом погибшего друга, так и остался там лежать на каменном полу в беспамятстве и больше уже не приходил в сознание. К вечеру он скончался.

Так партизаны потеряли самых бесстрашных и испытанных своих разведчиков — Власа Важенина и Николая Макарова.

Долго стояли потом угрюмые пионеры-разведчики в почётном карауле у их тел, покрытых алым знаменем.

* * *

Теперь комиссару ничего не оставалось, как ещё раз согласиться на предложение Лазарева и разрешить поручить дело юным разведчикам. Снова всех должен был выручить последний Володин лаз, через который никто, кроме мальчиков, не мог протиснуться наверх.

Но, может быть, за последние дни немцы обнаружили и эту потайную лазейку? Может быть, и она уже заминирована?

— Знаю, как быть, — решил комиссар. — Пиратка, иди сюда, собачий сын, живо!

Из тьмы подземного коридора донёсся заливистый лай, потом послышалось цоканье когтей о камень, и через минуту Пиратка уже прыгал вокруг хозяина, тёрся об него закоптелой шерстью, старался лизнуть в лицо, отряхивался, гавкал.

А ещё через четверть часа к узкой щели в конце одной из галерей, откуда из-под камня вырвался свежий, пахучий ветер с воли, подполз комиссар, таща за собой Пирата, которого он крепко ухватил за шею. Чтобы Пират, не дай бог, не разлаялся, морду ему стянули ремешком, что вызывало бурное негодование пса. Он пытался несколько раз лапами содрать узлы, стянувшие ему челюсть, но потом печально смирился, тем более что его ждали новые унижения. С двух сторон к его ошейнику привязали на шпагатинах тяжёлые металлические болванки.

С этим уже Пират решительно не мог смириться, и у самого лаза, где чуткие ноздри его жадно втянули сладчайший воздух поверхности, от которого он почти отвык, Пират упёрся и опасливо попятился назад. Как ни толкали его, как ни подпихивали, как ни старались просунуть барахтающееся, срывающееся с камня тело собаки через щель, как ни уговаривал комиссар своего любимца, сперва называя его всеми ласкательными охотничьими словами, нежнейшими кличками, улещая всякими посулами, а затем перейдя на довольно обидные выражения, вроде: «Собака ты, собака, сучья лапа, псиная кровь», — ничего не помогало. Пират не желал вылезать и поднимал такую возню, что, находись тут поблизости кто-нибудь из немцев, обошлись бы они без звукоуловителей…

— Чует, собачий сын, пёс чёртов, что-то неладное, — решил в конце концов комиссар. — Нельзя тут ребят выпускать. Пиратка зря артачиться не станет, тут есть что-то… Верьте слову.

Но тут вмешался сам командир группы юных разведчиков.

— Товарищ комиссар, — сказал Володя, — вы совсем зря боитесь за нас. Ничего тут нет. Ну, хотите, давайте проверку сделаем.

— А как же ещё ты проверку сделаешь, если Пират осрамился?

— А я вот вспомнил, как меня покойный дядя Шустов учил. У нас там около штаба пруты длинные из железа валяются, которые для арматуры приготовлены были, на строительство. Вот мы к концу привяжем сейчас болванки, высунем их через лаз и поширяем туда-сюда… А можно ещё крюк сделать на конце. Забросим, а обратно за верёвку тянуть будем. Если где мина заложенная есть, сразу зацепит и — трах! Вот мы и узнаем, заминировано или нет.

— Эх, головёшка ясная! — сказал Котло. — Запомнил, чему учили! — И он осторожно положил свою широкую ладонь на Володину макушку.