Улица младшего сына

Но неизвестный предатель продолжал своё подлое дело.

На следующую ночь три слитных взрыва и долго не смолкавший грохот большого обвала разом подняли на ноги всех партизан. Разобрав оружие, они кинулись на места, где каждому полагалось быть по боевому расписанию. Решили, что немцы начали штурм.

В действительности дело было намного хуже. Фашисты разобрали завал в одном из шурфов и бросили туда одну за другой три тяжёлые бомбы. Обвалилась часть галереи, осели глыбы камня. Коридор, где в чанах и ваннах хранились запасы воды, оказался заваленным. Партизанам угрожала смерть от жажды.

В первый раз видел Володя дядю Яшу таким озабоченным. Главный начхоз и шеф-повар подземной крепости пришёл в штаб, вытер рукавом лоб, по которому бежали вниз капли пота, как на окне во время дождя.

— Отвечаю, чем хотите, — горячился он, — что немцев безусловно к нам кто-то водит! Как по-вашему, случайно, что именно в этот шурф бросили! Бросьте! Я не дитя. Какая-то гнида наверху узнала, где у нас вода. Да, товарищи, начинается у нас теперь сухомятка…

Так новая, самая злая беда стряслась в подземной крепости. Она обрекала отряд на медленную, мучительную гибель от жажды.

В одном из коридоров, куда гитлеровцы, по мнению Жученкова, не могли проникнуть, имелась резервная цистерна с водой. О ней знали только Лазарев да Жученков. Цистерна была спрятана в одном из незаметных ходов, который остался по ту сторону стенки, ограничивавшей внутренний укреплённый район каменоломен. Решили выйти за стенку и проникнуть к цистерне. Пошли Жученков, Корнилов, Котло, Петропавловский, Дерунов и с ними ещё пятнадцать самых надёжных бойцов.

Володя и тут упросил, чтобы его взяли для связи.

Дерунов своими тонкими, чувствительными пальцами осторожно извлёк из-под низа стены камень, закрывавший специально оставленную лазейку, посветил через неё фонариком, ощупал почву по ту сторону стены и осторожно прополз туда. Володя тоже было юркнул за ним, но был бесцеремонно оттащен за ноги назад. Некоторое время все стояли молча у стены. Через пазы между камнями слабо пробивался свет фонаря, который взял с собой Дерунов. Но через минуту фонарь сапёра показался в отверстии стены, а за ним просунулся и сам Дерунов. Сапёр сообщил, что за стеной весь коридор минирован гитлеровцами и он сам чуть было не подорвался; а на ракушечной пыли, покрывающей пол галереи, Дерунов заметил рябые от гвоздей следы солдатских ботинок немецкого образца и свежие рубчатые отпечатки женских и детских галош.

Несомненно, фашисты обнаружили этот коридор и, перед тем как самим спускаться, гоняли сюда советских граждан, женщин и детей, проверяя на них, не заминировали ли партизаны подходы к стене. Пробиваться к цистерне было уже бесполезно: она была, вернее всего, уничтожена. А если даже и уцелела, то воду оттуда брать было нельзя: её, вероятно, отравили гитлеровцы…

У дяди Яши, человека предусмотрительного и заботливого, оказался, правда, припрятанным в другом штреке небольшой резервуар с водой, который он называл неприкосновенным запасом. Теперь всё спасение было в этой сбережённой воде, но её было очень мало. С этого дня каждый глоток стал драгоценным. Ввели строжайший водный паёк — по стакану на душу в день. Только больным и раненым разрешалось выдавать немного сверх этой скудной нормы.

Через день новым взрывом вражеской мины был разрушен искусно сложенный дымоход из камбуза. До этого дым очага отводился в одну из верхних галерей и там рассасывался, незаметно выходя на поверхность. Теперь едкий угар, кухонный чад и густая копоть стелились по всем жилым и служебным помещениям подземной крепости. Толстый слой копоти быстро лёг на лица: приходилось жить не умываясь. За несколько дней люди стали такими же чёрными, как их собственные тени на стенах и сводах, которые освещало скупое горение фонарей, задыхавшихся в спёртом, непроветренном воздухе. Пришлось отказаться от стирки белья. Копоть проникала под одежду, пропитывала её. Нечем было мыть посуду; сперва её вытирали сырыми полотенцами, тряпками, но они скоро так загрязнились, промаслились, что только грязнили посуду. Да и в руки взять их было уже противно… Беспрестанная жажда, нараставшая с каждым днём, мучила людей. Пробовали пить огуречный рассол, сохранившийся в больших кадках. Сперва казалось, что он утоляет жажду, но после него хотелось пить ещё нестерпимее. Запах тмина и укропа вызывал тошноту. Только неугомонный дядя Яша продолжал сохранять свою непоколебимую, живительную весёлость.