Улица младшего сына

Одна лишь Светлана с явным неудовольствием взглянула на дядю Кима, который опять все ей напутал. Так надо было говорить уже в конце, закрывая сбор. Однако когда дядя Ким начал рассказывать о Баин-Цаганском сражении и, легко вскинув в воздухе сильными руками стол, поставил его перед собой и сказал, что это — возвышенный берег реки, а там, где парты, — наше расположение, и каждая парта — это танк, и вот наше командование накапливает силы, а отсюда, из-за стола, на берег наползают японцы (пальцы дяди Кима показались из-за края стола), — Светлана, увлеченная волшебной наглядностью рассказа, все простила гостю.

— Восемь суток, восемь жарких, знойных, сухих суток шло сражение, — рассказывал дядя Ким. — Мы были посланы в разведку к берегу. Мы пробирались ползком…

И руки дяди Кима, повернувшегося боком к партам, выразительные, сухие, гибкие руки, прижатые ладонями к столу, поползли неслышно, словно два разведчика, по-пластунски пробирающиеся по земле.

— …Все мы тогда выяснили, рассмотрели, видим: вот с этого бока ударить будет самое подходящее дело. Повернули назад, — руки дяди Кима осторожно отмерили пальцами стол в обратном направлении, — доложили командованию, и пошли наши танки в обход. Давайте заходите! — крикнул он вдруг, выпрямляясь. — Фронтом в атаку, вперед!..

И полукруг парт двинулся с места: увлеченные рассказом пограничника, пионеры, сидевшие на передних партах, упираясь в пол ногами, придерживая руками снизу парты, стали толкать их вперед. «Заходи, заходи!» — командовал дядя Ким, отбежав к партам, и, сложив два кулака наподобие бинокля, осматривал оттуда район боевых действий. Потом он шагнул к столу. Руки его стали изображать то, что он видел через бинокль. Судорожными скачками, опираясь на вытянутые пальцы, руки изображали теперь мечущихся в панике самураев. А стол был уже окружен сдвинутыми партами. Одна рука дяди Кима свалилась со стола, вторая, зацепившись большим пальцем, повисла на минутку на краю, показались два болтающихся, как ноги, пальца — и последний самурай свалился с берега в воды Халхин-Гола.

— Сражение выиграно, берег очищен. Отбой! — объявил дядя Ким. И сел на стул, утирая лоб.

Все хлопали что есть силы. Каждый почувствовал себя на мгновение участником выигранного сражения. Посыпались вопросы.

Мальчики спрашивали о подробностях боя. Участвовали ли самолеты? Как называется самый сильный танк?

Девочки просили показать на карте место сражения, реку Халхин-Гол.

Подняла руку Светлана. Володя, пренебрежительно слушавший вопросы девочек, тут насторожился. Он побаивался, как бы Светлана, малосведущая в военных делах, не задала пограничнику какого-нибудь наивного вопроса. Ему было бы неприятно, если бы потом дядя Ким говорил: «А эта-то, с косичками накрученными, тоже туда же, спрашивает…»

— У меня есть такой вопрос к вам, — звонким голосом спросила Светлана. — Вот вы говорили о том, какие у нас герои пограничники, рассказали нам, как разведчики действовали, сказали, что разведчик должен с одного взгляда все увидеть, запомнить и понять. Значит, они должны быть очень культурными?

«К чему это она?» — подумал Володя.

— Ну, а как же, — отвечал дядя Ким. — Они должны быть люди знающие, иначе не разберутся ни в чем. Знания должны быть. И наша армия — культурная армия. Она много знает. И прежде всего хорошо знает, что она защищает.

— А скажите, товарищ, — продолжала Светлана, — как, по-вашему, может быть хороший командир-разведчик, пограничник, если он пишет с ошибками?

— С ошибками? — переспросил дядя Ким.

— Ну да… Допустим, хороший и способный пио… то есть командир, а пишет «живеш» без мягкого знака.

Тут все разом оглянулись туда, где только что сидел у открытого окна Володя.

Но Володи там уже не было.

Он не слышал, как ответил дядя Ким на предательский вопрос Светланы. Он и сам знал отлично, что в конце слова «живешь» надо писать мягкий знак. Вчера на письменной он просто поторопился и нечаянно пропустил эту букву. Ерунда какая! Как будто он сам не понимает таких простых вещей. Конечно, хороший разведчик никогда не должен пропускать и такой мелочи. Так, должно быть, и ответил дядя Ким. Но все же со стороны Светланы это было форменное предательство. Вообще последнее время Светлана стала вести себя очень странно. Когда они гуляли вдвоем по набережной или забирались на Митридат, она, хотя и шла всегда с таким видом, словно ей случайно оказалось по дороге, но слушала с интересом все, что говорил Володя, расспрашивала о делах «юасов», отвечала внимательно и с участием. Но стоило только подойти подругам или ребятам из их класса, как она сейчас же начинала дерзить, говорить колкости, всячески старалась поставить Володю в смешное положение, вышутить его. Вся она при этом становилась какой-то колючей, заострялись и нос, и подбородок, и плечи, и локти: не подходи — уколешься.