Улей Хеллстрома

Из записей Тровы Хелльстром:

«Наше будущее состоит в полном приручении людей.

Следовательно, все человеческие формы Внешнего мира должны рассматриваться как дикие. В этом процессе приручения нам неизбежно придется ввести эти разнообразные человеческие формы в нашу социальную структуру. Неважно, сколь различны и разнообразны будут эти формы, ибо взаимная независимость и постоянное чувство важности нашего единства никогда не должны быть утеряны. Праматерь и лидер Улья лишь внешне отличаются от самого низшего работника. Если наиболее высокопоставленный из нас захочет вознести молитву, то в ней он должен произнести благодарность за то, что есть работники. Похвально, увидев обычного работника, подумать, что он такой же как и я, если не считать еду и квалификацию».

Войдя в студию через двойные двери, что объясняло причину, почему он не мог разглядеть ничего со двора, Перуджи почувствовал что-то странное в звуках и движениях. Этот зловонный животный запах ощущался здесь еще сильнее. Он приписал это странному сооружению за стеклом слева от него, в которым он заметил животных в клетках. Он увидел мышей, гвинейских свиней и обезьян.

Во всех кинокомпаниях, в которых прежде доводилось бывать Перуджи, он отмечал особенную тишину, наступавшую, когда энергия всей группы таинственным каналом направлялась в линзы кинокамер. Однако в этом месте все происходило по-другому. Никто не ходил на цыпочках, наоборот – с небрежным молчанием, которое показывало, что все происходившие для них – обычная вещь. Дверь с обивочным материалом заглушала то постоянное гудение, которое так раздражающе действовало на него снаружи, однако здесь оно ощущалось лишь как слабый шорох.

Похоже, работала только одна съемочная бригада. Они располагались справа от него и проводили съемки какого-то стеклянного контейнера, имевшего три фута в ширину. Стекло отражало резкие снопы света.

Хелльстром предупредил Перуджи, чтобы он не разговаривал, пока ему не дадут знак, однако Перуджи указал рукой на группу в углу и в немом вопросе поднял брови.

Нагнувшись к нему, Хелльстром прошептал:

– Мы пытаемся заснять артикуляцию частей тела насекомых в новом ракурсе. Увеличенное изображение. На самом деле внутри этого стеклянного ящика, необходимого для для установления нужного для выбранного насекомого климата.

Перуджи кивнул, подумав, почему им нужна тишина при этом. Будут ли они озвучивать фильм сразу после снятия этого эпизода? Это казалось сомнительным, но его знания о производстве фильмов были дилетантскими, которых он наспех нахватался при подготовке к этому заданию, и он понимал, что не стоит задавать этот вопрос вслух. Хелльстром будет только рад предлогу попросить выйти его из студии. Нервозность его стала еще более заметной, когда они вошли внутрь студии.

Хелльстром шел впереди, а Крафт позади, и так они по диагонали пересекли центр студии. Как всегда, когда Чужак оказывался так близко к сердцу Улья, Хелльстром не мог полностью избавиться от чувства тревоги. Слишком уж глубоко въелось в него территориальное сознание. И Перуджи распространял вокруг себя запахи Внешнего Мира. Он не принадлежал этому месту. Крафту, идущему вслед за ним, вероятно, было еще хуже. Никогда раньше он не сопровождал Чужака так далеко внутрь Улья. Однако работники киногруппы вели себя на первый взгляд как обычно. Они должны ощущать присутствие этого Чужака как постоянный раздражающий скрежет в своем сознании, но предшествующая тренировка позволяла им скрывать свою реакцию. Все шло в ровном темпе.

Перуджи заметил движение людей вокруг них: вдоль их диагонального пути, рядом с ними, в углах студии. Каждый как будто бы занимался своим делом, и никто не бросал более одного быстрого взгляда на них троих, пересекающих пустое пространство, но Перуджи не мог избавиться от чувства, что его пристально рассматривают. Он посмотрел вверх. Яркие лампы, располагающиеся в нижней части студии, погружали верхнюю часть в глубокую тень, где ничего невозможно было разглядеть. «Умышленно ли это сделано? Что там они могут скрывать?»