Улей

Пока Ева бежит через двор, алабай прекращает свои движения. Рассматривая ее, он склоняет голову на бок. Узнавая хозяйку, с радостным лаем нвсется следом за ней. Толкает мордой под ягодицы и тоскливо скулит, когда Ева не останавливается, чтобы поиграть с ним.

В один широкий прыжок девушка взлетает на крыльцо. Огибая дом, привычно тянет на себя тяжелую дверь заднего входа и замирает, окунаясь в атмосферу забытой жизни. Запахи, визуальная картинка, неуловимые ощущения — все действует отравляюще. Одним махом выбивает дух.

Не отдавая отчета своим действиям, Ева зажимает нос рукавом куртки, слоено воздух в доме по-настоящему инфицирован. Ноги совершают шаги, затуманенный взгляд ползет по помещению. Грудная клетка сжимается, непостижимо сдавливая внутренние органы.

Высокие зеленые растения в громоздких горшкам, отполированная до нежилого лоска мебель, сверкающий идеальной чистотой паркет, полки с книгами, которые никто дважды не держал в руках… Венец кошмарных воспоминаний — фортепьяно.

Аппликация семейного гнезда, в которой не хватает самого важного — жизни.

Фрагменты воспоминаний сыплются беспорядочным потоком. У Евы в ушах звенит ее собственный высокий голос. Она кричит и ругается, ей отвечают жестким непоколебимым тоном. Щеку опаляет резкая пощечина. Гневный голос отца, неприкрытые угрозы, мрачная мелодия фортепьяно, молотящие удары по двери, хрип вместо крика, высокопарные речи матери…

Сердце Евы повторно начинает колотиться с болезненной силой. Кажется, с секунды на секунду его разорвет на части. Комната вращается и теряет четкость. Из нее быстротечно утекает весь кислород. Боль в голове нарастает резкими рывками. Если не сердце, то именно она разорвет Еву на части.

"Перестань видеться с этим парнем!"

"Думаешь, я была счастлива, когда узнала, что она снова с ним встречалась?"

"Думаешь, мне было приятно забирать Еву из полицейского участка? Думаешь, я не проела себе мозги, воображая "как" и "почему" она там оказалась с ним?"

"Не ходи к нему, Ева…"

Абам. Его руки. Самовольная ухмылка. Грубые слова. Глаза — все перечеркивают. Они ее боготворят. Согревают. Утешают. Возвышают.

"Давай, как в жизни. Со всеми демонами и тараканами".

"Тебе уже страшно, милая?"

"Ты думаешь о том, что я сделаю, когда поймаю тебя?"

"…я буду вести себя очень-очень плохо, но ты все равно любить меня будешь. Любить, как сумасшедшая…"

Пол притягивает потолок. Стены рушатся, фигурально отражая внутреннюю катастрофу Евы Исаевой.

"Люблю…"

"Люблю, Титов!"