Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

«Кто эти читатели? Русские люди средних лет. Социально состоявшиеся — средние бизнесмены, умудряющиеся выживать в диких российских условиях, специалисты и мастера своего дела (высшей, но отнюдь не только высшей, квалификации), умудряющиеся сохранить свой статус при нынешней тотальной деградации и одичании, ответственные (а такие тоже есть) деятели муниципалитетов в российской глубинке, умудряющиеся не развалить вверенное им хозяйство. И им подобные “крепкие, честные и достойные“ русские мужчины и женщины. Которые, строго говоря, не бедствуют, но которые при этом хотят жить, а не выживать, как это они вынуждены делать сегодня. И при всём при том, это люди общественно активные, думающие, размышляющие, читающие. А многие из них идущие ещё дальше, и к общественной активности прибавляющие активность политическую. Разумеется, наши читатели люди, как минимум, не равнодушные к очевидным национальным проблемам русского народа. А иные, более того, готовы бороться, или даже борются за интересы Русского Дела. Короче, это русский средний класс».

В другом месте НОРНА определяет средний класс как совокупность, куда входят «вожаки», «лидеры», «мастера», «ответственные исполнители», «креативщики» и т. д. и т. п. («Необходимое разъяснение № 1»). Что сразу же вызывает недоумение: вожак, руководитель это, явно, представитель высшего, а никакого не среднего класса. Кто — над вожаком? Один господь бог…

А потом вдруг появляется и вовсе малопонятное: «нижний (!) средний класс», которого, оказывается «от простонародья отделяет не только и не столько уровень доходов, а менталитет» («Необходимое разъяснение № 2»).

Такое странное словоупотребление, где высшее, среднее и нижнее подменяет друг друга, по-дилетантски произвольно и расходится с общеупотребительным в социологии смыслом[2]. В особенности ещё и потому, что социолог не имеет права использовать неформальный критерий при определении социальной группы, иначе он тут же потеряет предмет разговора. А НОРНА, говоря о среднем классе, как раз-таки делает акцент на неформальных свойствах входящих в эту группу особей. Условно говоря, талантливый и энергичный руководитель попадает у них в данную категорию, а занимающий ту же должность и имеющий тот же оклад ленивый бездарь — нет. Или ещё того чище: «И чиновный рэкетир, и спекулянт, и гаишник и палач могут быть “мастерами и организаторами своего дела”. Но это мастерство не делает их представителями среднего класса» (там же). Как если бы членство в среднем классе было строго индивидуальным и определялось не профессиональной номенклатурой и уровнем достатка, а врождёнными достоинствами и исключительно благородным и творческим целеполаганием. Понятно, что при таком подходе всякие границы группы исчезают и становится невозможно ответить даже на элементарный вопрос о её численности. Мало того, вопрос о принадлежности конкретной личности к среднему классу придётся решать каждый раз персонально, заглядывая ей в душу, да поглубже. Бред, увы! В настоящей социологии подобные терминологические задачи решаются строго обратным методом.

Поиск общественного идеала, как видим, привёл НОРНУ к утопии («средний класс — все лучшие люди всех сословий»). Описанная ею неформальная группа существует при этом в действительности и имеет своё название: биосоциальная элита общества. Этому интересному и важному явлению я посвятил специальную главу «Этнос и социум» в книге «Этнос и нация» (М., «Книжный мир», 2007). Но при чём тут средний класс? — это совсем другое.