Уклоны мистера Пукса-младшего

И вдруг — свалка на кладбище, и гроб выдает свою тайну, погребая под своей крышкой все радужные надежды Джепкинса. Теперь его место займет этот растяпа Беррис, который ничего не умеет делать, как следует; теперь Джепкинсу необходимо переменить климат, исчезнуть из Лондона.

И, собирая вещи, чтобы уехать в (нет, нет читатель, не в Каир!) — в Европу, Джепкинс напрягает всю силу своего ума, чтобы понять, куда мог исчезнуть труп Финнагана.

Этой же мыслью занят инспектор Уинклоу. Седоватые усы инспектора повисли, глаза потеряли прежнюю уверенность и ясность. Уинклоу полон сомнений: как мог труп встать и уйти с места происшествия? Больше всего волнует инспектора «Юнг Уоркер», так подробно расписавший историю на кладбище. Каким идиотом выставлен там он, инспектор! О, если бы можно было разорвать в клочья этого негодяя Джепкинса, и его жену, и его соседей, и этих комсомольцев.

Инспектор Уинклоу очень взволнован. Даже известие о том, что в среду выезжает из Лондона индусский коммунист Тама-Рой, принесший столько неприятностей английской полиции, не утешает инспектора. Почти механически он отмечает в блок-ноте, что нужно раздобыть фотографию Роя и переслать ее всем отделам полиции его величества; почти механически Уинклоу зовет Берриса и поручает ему это дело. Но душа инспектора пребывает в океанах грусти. И, очевидно, только хорошая встряска вне стен Скотлэнд-Ярда окажет благотворное влияние на нервы инспектора. Инспектор надевает шляпу, перебрасывает через руку плащ и выходит из дому. Подле самых дверей дорогу пересекает тень, сует инспектору в руку бумажку и исчезает.

Электрический фонарик освещает:

Если хотите знать, где Финнаган — приходите в «Олимпик» в десять часов вечера.

Инспектор пожимает плечами. Эта история начинает приобретать вид главы из уголовного романа. Записочки! Летающие трупы! Пустые гробы! Глупые констэбли!

Нет, чорт возьми, Уинклоу пойдет в «Олимпик» и провалит голову идиоту, который написал эту записку!

Три дюжины скрипок делали все возможное для услаждения слуха и помощи пищеварению.

Тридцать дюжин жующих челюстей уничтожали продукты фантазии главного повара, который когда-то кормил русского императора. Настольные лампы, затемненные абажурами, выхватывали из полутьмы лица, руки, хрусталь и изумительные, разноцветные блики вин на столовом белье.

Триста десятков дюжин фунтов стерлингов тратили в месяц владельцы «Олимпика» только на продукты. Посетители были первосортные и подавать им еду нужно было тоже первого сорта. Оливки привозились из Италии; икра проходила десяток таможен, прежде чем попасть из России на столы «Олимпика». Плоды агав, хлебного и бананового деревьев[20] доставлялись из Африки в специальной упаковке, а на кухне был специальный негр, занимавшийся только приготовлением изумительных блюд из этих плодов, и дюжина негритят, подававших эти блюда важным господам. Фрукты плыли по морям на гигантских судах-холодильниках, десятки голов скота пригонялись ежедневно из специальных питомников. Только-что вошли в моду, как лакомое блюдо, альпийские дрозды, и охотничья экспедиция «Олимпика» бродила уже по Альпам, упаковывая каждого убитого дрозда в ящики со льдом и пуховой подстилкой. После того, что лэди Вальбэрри подала к чаю шербет, последний вошел в почет, и в гигантской пищевой лаборатории — кухне «Олимпика» — появился специально-выписанный магометанин, бросавший ежевечерне работу, чтобы тут же, в одной из комнат кухни, совершать намаз[21].

Вина были выше всяких похвал. Преподобный Ворксингтон, получивший в наследство от отца, деда, прадеда и прапрадеда погреб старого вина, продал его ресторану за двадцать тысяч фунтов, а завсегдатаи говорили, что в особых шкафах из пробки в погребах «Олимпика» хранится польский медок, бутылки из-под которого обросли мхом, видевшим еще Сапегу и Эпоху междуцарствия на Московии[22].

И в такое место приглашала Уинклоу таинственная записка! Неужели Томми Финнаган, воскреснув, стал миллионером? Или, наоборот, какой-нибудь миллионер заинтересовался Финнаганом и хочет вывезти его в свой клуб спиритов, в сумасшедшую Америку?

Уинклоу медленно вошел в зал, куда входили немногие, куда вас не впустили бы без фрака, будь вы даже королем Георгом (да хранит его господь!). Столик в углу подле оркестра достался Уинклоу без труда — владельцы «Олимпика» еще помнили об услуге, оказанной инспектором в деле с жемчугами лэди Пирстоун. Уинклоу решил совместить приятное с полезным — он начнет вечер тут, а затем совершит путешествие по ресторанам, спускаясь все ниже и ниже, пока не очутится на рассвете в «Морском приюте». А пока минут пятнадцать можно обождать таинственного автора записки, тем более, что Рейнвейн 83 года составляет одну из слабостей инспектора.