Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Однако за это будущее нужно было бороться. И на этот раз не с оппозицией, а с членами собственной партии. Решение Болдуина вызвало негодование тори. Но и лидер консерваторов, несмотря на свой простоватый вид, был достаточно умен и опытен. Он прекрасно разбирался, как устроена британская политическая машина и где находятся реальные рычаги власти. Они находились в его руках — «главный кнут», конституционные комитеты и ассоциации, все эти ключевые элементы были подконтрольны ему. Помимо этого, он мог рассчитывать на мощную информационную поддержку от The Times и Би-би-си[221].

Заявление лорда Ирвина, поддержка Болдуина и недовольство тори — все это случилось в то время, когда Черчилль отсутствовал в Англии, набираясь впечатлений и налаживая полезные связи с американским истеблишментом. Не успел он 5 ноября вернуться на родину, как буквально с порога Клементина сообщила ему, что в гостиной его ждет группа однопартийцев, осуждающих позицию Болдуина по индийскому вопросу. Черчилль успокоил гостей, сообщив им, что будет сражаться за сохранение Индии в составе Британской империи[222]. Никто из присутствующих не удивился. Не удивились и в Вестминстере. Не удивились и на Уайтхолле. Не удивился и Болдуин. Он внимательно прочел рукопись «Мои ранние годы», которая не оставила у него сомнений относительно мировоззрения бывшего подчиненного. «Уинстон вновь стал субалтерном-гусаром образца 1896 года», — заявил он одному из коллег[223].

Болдуин был прав. Мнение Черчилля об Индии не сильно изменилось со времени его службы в Бангалоре, которая приходилась на последние годы XIX века. Да и меняться было особенно нечему. В молодые годы будущий глава колониального ведомства не мог похвастаться глубоким пониманием происходящих на субконтиненте социально-политических процессов. Даже его знание индийской армии, по мнению профессора Раймонда Каллахана, было далеким от реального положения дел[224].

Таким образом, в индийском вопросе Черчилль проявил ультра-империалистические и ярко выраженные колонизаторские взгляды. Он считал, что Индия должна быть благодарна британцам за то, что они «принесли на ее территорию мир и правопорядок, а также внедрили все достижения современной науки». А вместо благодарности «единственным ответом местного населения на все полученные блага стал рост рождаемости». Британия, действительно, принесла блага цивилизации в свою колонию, но какую она потребовала за это цену: полный контроль над местными ресурсами и право вершить судьбу на огромной территории. Разве этого очевидного факта Черчилль не понимал? Понимал. Более того, считал, что Индия «как никогда нуждается в поддержке британцев», ей необходимо «еще больше британских чиновников, а также более строгая и энергичная организация всех основных видов деятельности»[225]. Он отказывался признавать самостоятельность индийцев и их способность на независимое от Британии существование[226]. Даже в 1935 году он продолжал говорить о местном населении, как об «огромной и беспомощной массе людей»[227].

И в чем здесь благодетельность? Черчилль, действительно, порой увлекался полетом своей мысли и напором своего красноречия. Но по большей части он был прагматиком, умевшим взвешивать «за» и «против», а также действовать с учетом получения выгоды как для себя, так и для своей страны. За всеми этими восторженными речами о тех благах, которые Британия принесла в колонии, скрывался неприглядный факт, что в первую очередь колонии были нужны самой Британии. И лучше всего отношение Черчилля к независимости Индии передает фраза королевы Виктории: «Я не считаю мудрым отказываться от того, чем владеешь»[228]. В эпоху, когда колониальный мир вступил в новую фазу, Черчилль продолжал цепляться за империалистические ценности, поскольку именно в империи он видел единственную форму существования здоровой Британии[229].

Вчитаемся внимательно в заметки к одному из его выступлений рассматриваемого периода:

Мы должны быть либо сильной, успешной коммерческой и научно-развитой империей, либо умереть с голоду…

Для Британии нет срединного пути между величием и упадком…

Именно поэтому я так беспокоюсь и так злюсь, когда слышу всех этих высоколобых сентименталистов с их усеченными слабоумными разговорами, с порхающей в облаках философской отрешенностью о том, что Индию следует отпустить…[230].