Размышляя о балансе сил в Европе, Рузвельт начал приходить к мысли, что Англию следует сделать главным поставщиком стали для Европы в следующие двадцать-тридцать лет. Черчилль в том же ключе говорил, что Германия могла бы существовать будучи сельскохозяйственной страной - как это было до ее индустриализации. Индустрия Рура и Саара должна быть “закрыта”, а специальному международному наблюдательному совету следует поручить контроль над реализацией этого плана. Черчилль заключил свое размышление следующим образом: “В конце концов, на кону стоит будущее моего народа, и если мне приходится выбирать между моим народом и немецким народом, я выберу свой народ”.
В Квебеке события развивались в пользу плана Моргентау. С одной стороны, Черчилль выразил крайнюю озабоченность экономическим положением Англии после войны, местом его страны в Европе. С другой стороны, посол Гарриман сообщал из Москвы, что русские крайне озабочены гарантиями своей безопасности в Европе. Моргентау сказал в эти дни Рузвельту: “Россия боится того, что мы и англичане собираемся заключить “мягкий” мир с Германией и восстановить ее как будущий противовес России”. В свете этого, демонтаж германской мощи виделся логическим ответом, удовлетворяющим и англичан и русских.
Присоединение Черчилля к “плану Моргентау” повлияло на решение Рузвельта выбрать для оккупации юго-западную часть Германии. (Прежде он настаивал на северо-западе, где имелся более открытый доступ к портам). Во-первых, он пришел к заключению, что получение Англией (привилегированным, но ослабевшим союзником) зоны оккупации в непосредственной от себя близости укрепит ее общие европейские позиции. Во-вторых, и это, видимо, самое главное, он утвердился в мысли, что размещение американских войск в южной Германии, граничащей с Чехословакией, Австрией, Францией и Швейцарией даст Соединенным Штатам несравненно более мощный европейский рычаг. Присутствие США станет не маргинальным, а ключевым фактором европейской ситуации. Черчилль рад был этой перемене - он желал иметь германский северо-восток в качестве гарантии от восстановления германского флота. Он также думал о тесном союзе с Голландией. Он размышлял и о более широком союзе. Премьер-министр говорил Элеоноре Рузвельт и адмиралу Леги 19 сентября, что “единственной надеждой на длительный мир является соглашение между Великобританией и Соединенными Штатами по предотвращению международной войны посредством использования объединенных вооруженных сил”.
Именно в эти дни президент яростно отстаивал в своем окружении идею, что для США в послевоенном мире нужна сильная Британия, необходимо “восстановление гражданской экономики Соединенного королевства и восстановление английского экспорта”. Неделю спустя после второй квебекской конференции Рузвельт говорил своему помощнику о “необходимости сохранения Британской империи сильной”.
* * *
Возможно, что, когда Черчилль принял решение вступить в союзные отношения с Советской Россией, он полагал, что сутью этой политики будет поддержание России на плаву до тех пор, пока Великобритания и США не сумеют склонить чашу весов на свою сторону. История распорядилась иначе. Именно СССР стал той силой, которая сокрушила Германию, и от нее - а не от Британии - через три года больше всего зависела расстановка сил в Европе. Оказался неоправданным расчет Черчилля на то, что, в конечном счете. Россия и Германия взаимно ослабят и нейтрализуют друг друга. В этом плане нужно сказать, что Черчилль (как и его американский партнер Рузвельт) не сумели оценить потенциала Советского Союза. Среди ближайших советников Черчилля возможно лишь лорд Бивербрук полагал, что участие СССР в войне будет решающим фактором.
У Черчилля не было сомнений, что советское правительство будет руководствоваться лишь практическими соображениями. Тем не менее, он до 1944 года не выражал особых страхов в отношении распространения коммунизма на всю Европу. Он недооценил военную мощь Советского Союза. Складывается впечатление, что он привнес элемент сентиментальности в отношении мотивов американского руководства. (Трудно опровергнуть впечатление, что Франклин Рузвельт твердо владел своими эмоциями. Он видел необходимость непокоренной Британии для безопасности Америки. Но у него не было сентиментальной слабости в отношении Британской империи, ее героического прошлого и респектабельного наследства).
Думая о будущем взаимоотношений с Советским союзом на этапе, когда стало ясно, что Советская Армия выигрывает войну, Черчилль почти что колебался между надеждой и отчаянием. Периодически его речи звучали весьма оптимистически. Так, выступая перед палатой общин 24 мая 2944 г., он сказал: “Глубокие перемены произошли в Советской России. Троцкистская форма коммунизма полностью выметена из страны. Победа русских армий приведет к гигантскому укреплению мощи русского государства и несомненному расширению его кругозора. Религиозная сторона русской жизни теперь переживает удивительное возрождение”.