Уиллард и его кегельбанные призы

Комната освещалась слишком ярким светом. У Констанс были длинные светлые волосы. Уголок кляпа торчал между её зубов. Боб очень осторожно подоткнул этот уголок. Потом как следует пихнул кляп пальцем вглубь рта, чтобы сделать её язык совершенно неподвижным, неспособным на то, чтобы вытолкнуть кляп наружу.

Он очень нервничал и старался держать себя в руках, потому что не хотел навредить, но при этом хотел плотно загнать кляп ей в рот.

Она застонала в кляп, когда он принялся запихивать его пальцем на место. Она внезапно поводила головой из стороны в сторону, как бы спасаясь от пальца, который толкал кляп за язык.

Ещё несколько секунд он продолжал толкать, а потом понял, что кляп на месте и она не сможет выпихнуть его языком.

Где-то раз из десяти он успешно затыкал её. Просто всё как-то не складывалось. Боб знал, что его промахи раздражают её, но что ещё он мог поделать?

Вся его жизнь была грязной, болезненной бестолковицей.

Одно время он использовал клейкую ленту. Лента всегда успешно её затыкала, но Констанс не нравилось, что лента делает больно, когда он срывает её. Даже когда он отрывал её очень медленно, она вызывала адскую боль, так что ленте пришлось уйти.

«Нет», – сказала Констанс о ленте, и он понял, что это – нет. Она никогда раньше не говорила «нет», так что он перестал использовать ленту.

Боб вынул палец из её рта и погладил Констанс по щеке. Она расслабила голову. Он погладил её волосы. Она беззвучно уставилась на него. У неё, правда, были очень красивые глаза. Все всегда говорили ей об этом. Она неуклюже поползла и вскарабкалась на него. Это было сложно, но её голова оказалась на его коленях, и она смотрела на него. Её волосы стекали с его коленей, как светлая вода.

Она, правда, его любила.

Вот почему всё было так плохо.

«Всё в порядке, можешь дышать?» – сказал он.

Она медленно кивнула, мол, всё в порядке, дышать можно.

«От кляпа не больно?»

Она медленно покачала головой, мол, от кляпа не больно.

«Хочешь послушать, что я сегодня прочитал?»

Она медленно кивнула, мол, хочется послушать, что он сегодня прочитал.

Он поднял книгу.

Это была очень старая книга.

Он прочёл ей: «„О Нищета, неодолимая, мучительная хворь, с сестрой своей, Беспомощностью, ты людей великих поражаешь…“»

Она уставилась на него.

«Это Алкей[4], из греческой антологии, – сказал он. – Это было написано больше двух тысяч лет тому назад».

...О боже, подумала она и приложила немало усилий, чтобы не заплакать, потому что знала – если она начнёт плакать, ему станет ещё хуже, а он и так уже давно чувствует себя довольно плохо.

«История О» [5]

Четвёрторазрядный театр садизма и отчаяния Констанс и Боба начался довольно просто. Сперва она заполучила бородавки. Это были венерические бородавки внутри её вагины.

У неё случилась пьяная любовная интрижка на одну ночь с адвокатом средних лет, прочитавшим её книгу. Она была двадцатитрёхлетняя романистка-неудачница, а он сказал ей, что ему понравилась её книга, а она чувствовала себя очень плохо из-за того, что книга, несмотря на успех у критиков, не продавалась, и ей пришлось вернуться на работу.

И она легла в постель с адвокатом и заполучила в свою вагину бородавки.

Они выглядели как отвратительный пучок кошмарных грибов. Их пришлось выжигать электрической иглой: одна неприятность за другой.

Обнаружив у себя бородавки, она сказала Бобу, что их браку конец. Она была так расстроена. Она думала, что жить дальше нет смысла.

«Пожалуйста... – сказала она. – Я не могу больше жить с тобой. Я так ужасно поступила».

«Ни за что», – сказал ей Боб, и хотя и знал об её интрижке, великодушно и суперэффективно обо всём позаботился, как он умел делать… тогда.

Два месяца у них не могло быть нормальной половой жизни, потому что именно столько заняло выжигание бородавок из вагины, и иногда, вернувшись домой со встречи с доктором и его электрической иглой, Констанс просто садилась и начинала плакать.

Боб утешал её, заботился о том, чтобы она почувствовала себя лучше, гладил волосы, обнимал, нежно говорил ей: «Ты моя женщина. Я люблю тебя. Скоро всё это кончится», – пока она не переставала плакать.

Из-за того, что им было отказано в доступе к традиционной половой жизни (венерические бородавки вызывал заразный вирус, передававшийся при сношении), нужно было делать что-то другое, что они и делали.

Им, и правда, нравилось сношаться друг с другом. Боб обожал, как его пенис умещается внутри вагины Констанс, да и она тоже это любила. Они шутили об эротическом водопроводе. Оба они были подвижниками традиционного секса.

Однажды кто-то одолжил Бобу экземпляр «Истории О», и он её прочёл. Это готический садомазохистский роман, от которого он завёлся, потому что подумал, что это так странно. Когда Боб читал его, у него была частичная эрекция.

Покончив с книгой, он дал её почитать Констанс, потому что ей было любопытно. «О чём там?» – спросила она.

Она прочитала и тоже как-то завелась.

«Она такая сексуальная», – сказала Констанс.