Уйди во тьму

— Мама, прости меня за то, что Моди ушиблась из-за меня. Извини, мама. Я не хотела, мама.

— Да, — сказала Элен.

Они сидели в темноте, вдыхая запахи духов, лекарств, сигаретный дым, не видя ничего. Высоко в небе пролетел самолет — каждый из них шевельнулся, прислушиваясь: как далеко он летит, куда? На крыльях вспыхивали огни — зеленые и красные, дьявольские глаза, мигавшие в ночи.

— Извините ее, Элен, — сказал он.

— Извини, мама, — повторила Пейтон, слегка задыхаясь, точно она вот-вот заплачет.

— Да, — сказала Элен.

— Извини, мама.

В темноте раздался шепот и зашуршали простыни. Протянулась рука — она притянула Пейтон к себе.

— О да, дорогая. Я знаю: ты сожалеешь о случившемся. Я знаю. Я знаю. Мне тоже жаль, что так случилось. — И обе немножко всплакнули, послышались тихие, успокоительные звуки, какие издают две женщины, старающиеся простить друг друга. Лофтис какое-то время праздно сидел, пока Элен наконец не прошептала Пейтон: — А сейчас, дорогая, иди вниз. Пойди сейчас и умойся. Ты, должно быть, ужасно перепачкалась. Пора в постель.

Пейтон, спотыкаясь, прошла мимо него — он ее не видел, но почувствовал на своей ноге ее пальцы, трепетавшие как мотыльки, хватаясь за его брюки.

— Папа? — сказала она.

— Минутку, крошка, — сказал он. — Я сейчас.

Пейтон вышла из комнаты, натыкаясь на скамеечки для ног и туалетные столики, и Лофтис снова остался сидеть в тишине.

Наконец он произнес:

— По-моему, она действительно жалеет, что так случилось. Ведь я же… не подталкивал ее к этому. Я только сказал ей, что надо говорить. По-моему, она действительно сожалеет.

— Да. Сожалеет.

— А Моди сейчас в порядке?

— Да, — устало произнесла Элен.

— По-моему, она просто испугалась, — медленно отважился он сказать.

— Да.

Затем он произнес то, чего не хотел говорить, — это так ущемляло его гордость, однако он знал, что должен это сказать:

— Элен, я правда очень жалею о том, что произошло сегодня. Правда, жалею. Все это было очень глупо. Надеюсь, ты не поняла это неправильно. Я не должен был так поступать.

— Нет.

— Я хочу сказать: приглашать их.

— Да, — сказала она.

— Элен, я же люблю вас. Вы этому верите?

— Не знаю, — сказала она. И повернулась на бок с вымученным вздохом. Он ее не видел, хотя по звуку голоса понимал, что она все еще лежит лицом к нему. Слова полились — устало, монотонно, и, слушая ее, он почувствовал, что его пробирает холодный пот. — Я не знаю. Я просто не думаю, что и вы это знаете. Я старалась делать все как надо. Я старалась потакать вам, понимая, что поступаю неправильно. Я просто думаю, что вы ребенок. И я не думаю, что мы когда-либо понимали друг друга. Вот и все. Я просто думаю, что у нас во многом разные ценности.

— Вы любите меня? — тихо спросил он. И понял, что давно ее об этом не спрашивал, и мысль о том, что она может ответить, вызвала в нем смутную дрожь страха.

— Я не знаю…

— То есть как это, Элен?

— Если б не было Моди. Если б не было Моди…

— Что вы хотите этим сказать?

— Сама не знаю, — сказала она. — Не думаю, что я смогу и дальше с вами жить. Я просто думаю, что вы всех нас уничтожите.

Он поднялся. В груди его вспыхнули гнев и сознание тщетности всех усилий, а также, неожиданно, стыд — стыд от того, что их совместная жизнь, которая, как большинство браков, началась в такой беспечной, доброй атмосфере, с таким доверием, пришла к такой беспросветности, к такому сумбуру.

— Что ж, — произнес он ровным тоном, думая: «Что ж, все дело в твоих деньгах — в этом весь ужас». — Что ж, мне жаль.

— Да, — сказала она.

— Мы все начали и теперь вынуждены положить этому конец.

— Да.

Голос ее звучал холодно, устало, безразлично. Она снова приподнялась на локте, повернула светящийся циферблат будильника от стены, так что призрачный зеленый свет упал на нее. Затем она потянулась к стакану с водой и проглотила таблетку. Ему хотелось что-нибудь выкрикнуть ей. «Не смей трогать мою дочь!» — отчаянно хотелось ему сказать, но на мгновение захотелось также сесть рядом и взять ее за руку, потому что с ней было что-то не так, — ведь он же любил ее, и она должна это понимать. Но он действительно не знал, что ей сказать, а потому просто повернулся и на ощупь вышел из комнаты.