Угонщики

Тимофей молча смотрел на друга, покрываясь холодной пеленой самого скверного предчувствия. Однако когда их обоих заставили раздеться до трусов, и он увидел, что никакого пакета у Ромика нет, то почувствовал, как начинает медленно, но верно сходить с ума.

– Слышь, Петрович, – обратился к старшему один из полицейских, – а ведь у них в натуре бабла нет.

– Сам вижу, не слепой, – цикнул опер, немного подумал и добавил, – ну-ка снимайте штаны с трусами и приседайте.

– ЧЕВО? – удивился Ромик.

– Чево слышал! – не сбавляя яростных оборотов своей речи, громыхал полицейский. – Быстро штаны стягивайте.

– Так мы же в наручниках, – опомнился Ромик. Полицейский взглядом отдал приказ усатому сержанту снять наручники и выкинул недокуренную сигарету прочь. Когда друзья стягивали свои джинсы, Тимофей с жутью косился на Ромика больше всех. Особенно его интересовало место между ног. Но когда Ромик снял и трусы, Тимофей понял, что ему вообще ничего не понятно.

– Приседайте, да почаще! – командовал полицейский.

– Господи, что же это за наказание-то? – тихо бубнил Ромик, приседая без трусов. После того как друзья присели раз по пятьдесят, главный полицейский призадумался.

– По-моему они точно пустые, – предположил усатый сержант.

– Ты в этом уверен? – спросил опер.

– Вроде бы да, – засомневался сержант.

– Если вроде, тогда одевай гондон и проверь, как следует.

– Что значит «проверь, как следует»?! – обалдел Ромик.

– Вы что менты-извращенцы, что ли какие? – вырвалось у Тимы, чувствовавшего себя в тот момент полностью раздавленным. Сержант с недовольной гримасой достал из нагрудного кармана презерватив и разорвал упаковку. В этот самый момент зазвонил сотовый телефон Тимофея. На дисплее загорелось имя «Викуля».

– Кто это звонит? – поинтересовался опер.

– Моя невеста. Викой зовут, – дрожащим голосом произнес Тима.

Опер поднял сотовый и поднёс его к уху,

– Алё.

– Ну и где вы? – раздраженно спросила Вика. – От Тургеневской до дома двадцать минут езды! Где вы шляетесь, придурки?!

– Не волнуйся, Вика. Скоро твои герои прибудут в сохранности, но не в целкости. – Съехидничал старший полицейский и отключил телефон. Затем он продолжил, грубо обращаясь к молодым людям, – Вставайте на четвереньки, живо! Что я сказал?

Друзья молча повиновались.

Глава 8 Нелегко пришлось тогда Вике

Вика и Тимофей были знакомы уже два года, и все это время он активно растрачивал отцовское наследство. Мать Тимы вышла замуж за итальянца и уехала на Аппенины, когда сыну было всего четырнадцать лет, а отец, периодически страдая хандрой и запоями, умер от инфаркта несколько лет спустя. Выражаясь сухим языком завещания, наследство составила: а) двухкомнатная квартира на Ленинском проспекте; б) раритетный автомобиль «Чайка» черного цвета; в) кирпичный гараж; г) художественная мастерсая, недалеко от Зубовской площади; д) скромная одноэтажная дача по Калужскому шоссе в районе поселка Вороново.

Никто не знал, не догадывался, что Тима прячет в сердце недетскую обиду, даже боль, причиненную родной матерью, бросившей его – своего единственного сына безо всяких объяснений, ради своей очередной «любви». Спустя время из Италии стали приходить письма на его имя, но Тимофей безжалостно рвал их, не читая. Душа парня корчилась острыми приступами тоски – он запирался в ванной, включал громко душ и рыдал под ним часами… Но, для всех остальных он всегда оставался веселым парнем рубахой, готовым поддержать любую компанию и прийти любому на выручку.

Благодаря помощи родственников и друзей, Тимофей пошел по стопам отца, то есть закончил художественное училище памяти 1905 года и начал творить, обзаведясь знакомствами среди столичной богемы. Именно в ресторане Центрального Дома художников он и познакомился с красавицей Викой, пленившей его с первой же минуты.

Никогда в жизни Тимофей не встречал более совершенного существа, а потому, используя выражение героя одного культового телефильма, «влюбился как малолеток». Как ни странно, но эта писаная красавица оказалась не слишком неприступной, так что очень скоро они стали жить вместе. Пребывая в непреходящем восторге от их фантастического секса, Тимофей окончательно и бесповоротно сделался классическим «подкаблучником» – причем именно таким, каким его и хотела видеть Вика. Кстати сказать, она относилась к своему избраннику достаточно холодно, искренне полагая, что он должен быть счастлив уже тем, что ему разрешается ее обожать и удовлетворять всевозможные прихоти.

Когда ей захотелось американское манто из голубой норки, сапожки из кожи анаконды и золотые часики от «Longines», Тимофей, не задумываясь, продал отцовскую «Чайку» вместе с кирпичным гаражом. Дальше – больше. За машиной последовала и квартира на Ленинском проспекте, предоставленная деду Тимофея, как заслуженному скульптору и художнику СССР.