Читаем Уго Чавес полностью

Видный венесуэльский экономист Доминго Альберто Ранхель, некогда пытавшийся стать политическим «ментором» Чавеса (на эту роль претендовали многие), высмеял его утверждения о неминуемости агрессии США и призывы к подготовке всенародного сопротивления (См.: Un antiimperialismo de рига boquilla // 2001. 30.12.2007.). Ранхель считает, что агрессия «янки» давно состоялась и отразилась на повседневной жизни граждан страны: «После пробуждения обычное занятие каждого венесуэльца бритьё, и используются для этого станки “Жилет” или “Шик”. Других марок на рынке нет. Если вы хотите подстричь бороду, то делаете это ножницами американского изготовления. Усаживаясь за стол, чтобы позавтракать, вы поглощаете арепы из маисовой муки, импортированной из Соединённых Штатов. Если вы предпочитаете пшеничный хлеб, то в Венесуэле его делают из американских ингредиентов».

По утверждениям Ранхеля, более 50 процентов автопарка Венесуэлы, в том числе госучреждений, имеет «имперское» происхождение — «форды», «шевроле», «крайслеры», «бьюики», «кадиллаки» или «линкольны». Самолёты, тракторы, телевизоры, кондиционеры, радиотехника, модная одежда, медикаменты — всё это и многое другое поступало в страну из США. Вывод экономиста такой: «Об антиимпериализме очень легко вещать с трибуны, когда рядом с ней тебя ожидает “линкольн”, когда ты красуешься в эксклюзивной сорочке, сшитой знаменитым международным кутюрье. И, что гораздо хуже, вещать в стране, где почти все отрасли производства, а также сфера потребления захвачены капиталом, торговыми марками и технологическими процессами, имеющими отношение к Соединённым Штатам». В подобных условиях, писал Ранхель, государственный лидер «не имеет никакого права и морального авторитета говорить плохо об Империи». Надо отметить, что это справедливое замечание при Чавесе быстро устаревало: после бурного 2002 года правительство очень много сделало для развития местной промышленности и особенно сельского хозяйства.

Когда-то Ранхель был революционером и считал своим лозунг Мао «винтовка рождает власть». Неудачи с различными «моделями социализма» сделали его пессимистом и неудержимым критиком подобного рода экспериментов. Когда его увлечение Чавесом прошло, престарелый экономист пользовался любой возможностью для публицистических выстрелов в президента. «Чавес — не революционер», «он ничем не затронул капитализм в стране», «Чавес лояльно относится к западным нефтяным компаниям», «Чавес старательно исполняет договорённости о поставках нефти в США», «Чавес — ловкий демагог» — это обычные тезисы в статьях Ранхеля.

Их содержание, конечно, не доставляло удовольствия Чавесу, но он всегда (!) с максимальной корректностью говорил о Ранхеле, и если был повод, с похвалой отзывался о его книгах на темы венесуэльской истории. Это было замечено журналистами: «Господин Ранхель, как вы можете выступать с такой безжалостной и часто несправедливой критикой Чавеса, когда он не сказал о вас ни одного враждебного слова?» Экономист ответил недрогнувшим голосом: «Я считаю президента своим другом и уверен, что и он относится ко мне аналогичным образом». Вот такая специфическая дружба…

Доминго Ранхель без оглядки на авторитеты резал правдуматку, занимаясь тем, чему, в принципе, посвятил всю свою жизнь — критиковать и не соглашаться. Его книга мемуаров так и называется «Восставший против всего». Для большей части венесуэльцев тем не менее характерен конформизм. Соглашаться с властью, поддакивать, не перечить до тех пор, пока она не затрагивает твоих непосредственных интересов, твоего комфорта, спокойного образа жизни, миролюбивой созерцательности, унаследованной от далёких индейских предков.

Главная мудрость, которую венесуэльские родители передают своим детям: «Не встревай в чужие дела, не осложняй свою жизнь!» Бесконфликтное существование — вот что больше всего ценит венесуэлец. Пассивность, возведённая в принцип: я тебя не трогаю, и ты меня не тронь! Он терпит до последней возможности, если надо отстаивать свои права «в индивидуальном порядке». Воля и импульс к действию появляются тогда, когда вокруг него встают стеной другие обиженные и ущемлённые, чаще всего — низкой зарплатой и недостаточными социальными льготами. Венесуэлец, растворившись в толпе, начинает энергично возмущаться и протестовать, чтобы надавить на работодателя, «равнодушного к чаяниям трудящихся», или на не менее «равнодушную» власть. В лексиконе венесуэльцев есть даже слово, которым обозначается такая «группа давления», — «сауара», «коллективно давить» — «сауареаг».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии