Читаем Углич полностью

Рынды-оруженосцы повернулись к царю. Это были молодые знатные люди, избираемые по красоте, «нежной приятности лица», стройному стану, одетые в белое атласное платье и вооруженные маленькими серебряными топориками. Они ходили перед государем, когда он являлся народу; стояли у трона и казались иноземцам подобием небесных ангелов. В ратных походах рынды хранили государевы доспехи.

«Небесные ангелы» не зря повернулись к царю. Были случаи, когда великий государь вдруг отменял свое решение и, дав знак рукой рындам, поворачивал назад, что означало: царь почувствовал измену, угрозу своей бесценной государевой жизни.

Афанасий Нагой и бояре напряженно застыли. Что будет на сей раз? В последние годы Иван Грозный стал и вовсе подозрителен. Он часто менял охрану, самым неожиданным образом покидал Кремль и торопливо уезжал в Александрову Слободу. А недавно прошел слух, что царь собирается бежать в Англию. (Позднее слухи эти окажутся реальными).

Иван Васильевич окинул исподлобным, всевидящим взглядом бояр, пожевал сухими губами и неторопко спустился с коня.

Афанасий Нагой облегченно вздохнул: царь не повернет вспять. Но впереди ждет еще «поцелуйный обряд». Как бы Марфа Даниловна не подкачала. Уж так-то страшится приезда государя! Как будто поцелуйный обряд был ей в диковинку.

Пиры же на Руси устраивались не только в царском, боярском или купеческом кругу, но также и среди «черных» посадских людей. Поводом для приглашения гостей являлись церковные праздники, например Пасха, Троица, Николин день, или же семейные торжества в связи со свадьбой, новосельем, рождением детей, именинами хозяина и другими событиями.

Оказывая разную степень уважения своим гостям, зажиточный хозяин, задумавший устроить пир, одним посылал приглашение со слугами, к другим ездил приглашать лично. (К царю и боярам Афанасий Федорович ездил сам).

Помещение, предназначенное для пира (столовая или сени), украшались коврами, на столах расстилались нарядные скатерти, на лавках — расшитые полавочники, заранее заправлялись свечи в шанданы.

Столы расставлялись рядами вдоль лавок. Для мужчин отводился особый стол, за коим пировали во главе с хозяином, занимавшим место в красном углу под иконами.

Женщины (за исключением черных людей) размещались отдельно от мужчин за своим столом во главе с хозяйкой дома — на своей женской половине, дабы никто из мужчин не мог их видеть.

Но прежде чем садиться за стол, мужчины задерживались у дверей; к ним выходила нарядно одетая хозяйка и приветствовала «малым обычаем», кланяясь в пояс. Гости отвечали глубоким поклоном до земли. В свою очередь хозяин с таким же поклоном просил гостей почтить хозяйку поцелуем и по их просьбе сначала сам целовал свою жену, а затем один за другим гости подходили с поклоном к хозяйке, держа руки сзади, на что хозяйка в ответ кланялась по-прежнему «малым обычаем», в пояс.

По окончании поцелуйного обряда хозяйка подносила каждому гостю по чарке вина, а затем — ее муж, после чего чарку принимал гость и, выпив ее, возвращал, сопровождая всё это поклонами.

Угостив всех вином, хозяйка возвращалась на свою женскую половину. Девушки, принадлежавшие к семье хозяина, к гостям не выходили.

Но иногда, в особых случаях, существовал и другой обряд. Хозяйка приходила не в начале пира, а в разгаре его, в сопровождении других женщин и с прислужницами, кои приносили на подносах кубки с вином. Поднеся вино одному гостю, хозяйка немедленно удалялась, и являлась переодетой в новый дорогой наряд, чтобы угостить вином следующего. И так повторялось несколько раз. Когда вино было поднесено таким образом всем, хозяйка останавливалась возле стены у края стола, опустив голову, и тогда уже происходил поцелуйный обряд, описанный выше, идущий из глубины древности, напоминавший о прежнем, свободном положении женщины у древних славян.

Афанасий Нагой, конечно же, надумал выбрать для пира второй обряд. Все гости будут уже на большом подгуле, тут и племянницу самая пора показать.

Но вначале гости уселись за стол, занимая место соответственно своему общественному положению. Самым почетным считалось место по правую руку от хозяина. Затем по нисходящей степени следовали остальные места, подразделяясь на высшие, средние и низшие.

Пир начинался с того, что хозяин разрезал хлеб на ломти, кои вместе с солью подавали гостям. Вручение хлеба-соли знаменовало собой выражение гостеприимства и уважения со стороны хозяина дома.

Во время пира перед хозяином ставилось особое (опричное) блюдо, с коего он брал куски и, положив на тарелку, отсылал со слугами гостям в знак своего дружеского расположения.

Слуги подносили гостям посланное хозяином угощение с поклоном и со словами: «Чтоб тебе государь кушать на здоровье».

На пирах у зажиточных людей кушанья и напитки подавались в изобилии. Чем больше подносили слуги кушаний, тем больше было чести для хозяина.

Среди всех яств первое место занимали всевозможные пироги, а затем лебедь, кой торжественно вносился на блюде в разгаре пиршества.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза