Читаем Углич полностью

И царя, великого сладострастника, вновь охватила похоть. Он взял в руки серебряный колокольчик, позвонил. В низкую сводчатую дверь вошел постельничий.

— Приказываю закладывать карету. Меня же облачай в дорожное платье.

Когда карета была готова, во дворец пришел глава «Удельного двора» Афанасий Федорович Нагой. Он не только уцелел после многочисленных казней князей и бояр, но и вознесся на самую вершину, хотя и не входил в государеву опричнину. После же ее отмены, царь надумал учредить «Удельную думу», в состав коей должны войти люди, не запятнавшие себя кровавой опричниной. И вошли в нее Нагие, Бельские и Годуновы, занявшие ключевые посты в новом правительстве Ивана Грозного. Самый старший из них, родовитый князь Углицкий, был назначен главой «Удела».

Афанасий Федорович увидел царя, сходящего с Красного крыльца. Поклонился в пояс, молвил:

— Здрав буде, великий государь.

— И ты буде здрав, Афанасий. По делу ко мне?

— Да, великий государь. Дело неотложное, надо бы посоветоваться.

— Ныне мне недосуг. Надумал мать Василисы проведать. Чу, зело горюет. Утешить собрался… А ты… ты приходи ко мне через два дня, после заутрени.

— Как прикажешь, великий государь, — вновь с поклоном произнес Афанасий Федорович.

Карета тронулась в окружении стременных стрельцов[12], а Нагой сдержанно усмехнулся. Царя опять обуял грех. Вот уже в который раз он покидает свою почивальню и отправляется в село покойной Василисы Мелентьевой. И вовсе не утешать свою тещу едет, а прелюбодействовать с ее семнадцатилетней внучкой. Шило в мешке не утаишь. На Москве царя осуждают. Ведь он с младых лет блудит, да так открыто, что даже своих многочисленных жен не стесняется. А ныне уж в зрелых годах, пора бы остепениться… Надо побыстрее оженить греховодника. Есть на ком. У его брата Федора, есть юная дочь Марья. Умна, пригожа. Но надо много потрудиться, дабы Марья Нагая стала царицей.

* * *

Когда Ивану не было еще и пятнадцати лет, бояре надумали заполучить ему в невесты дочь польского короля. Выгода немалая! Ляхи то и дело Русь завоевать помышляют. Лакомый кусок! А коль высокими домами породниться, то Польша о войне и думать забудет.

Но длительные переговоры с королем не увенчались успехом, и тогда шестнадцатилетний великий князь молвил на Боярской думе своё решение, кое запишет летописец:

«Помышляя еси жениться в иных царствах, у короля которого или у царя которого, и яз ту мысль отложил. В иных государствах не хочу жениться для того, что на отца своего и своей матери остался мал, привести мне за себя жену из иного государства, и у нас нечто норовы будут разные, ино между нами тщета будет; и яз умыслил и хочу жениться в своем государстве».

Не зря Иван высказывал соображения по поводу несходства характеров. Здесь дело касалось в различиях православной и католической веры. Из-за подобного затруднения отец Ивана, Василий Третий, не мог жениться на еретичке до 25 лет. Юный Иван решил во всем следовать примеру отца. И тогда Боярская дума приговорила: подобрать великому князю русскую невесту.

И тут началась суматоха! Дьяки и подьячие усердно скрипели гусиными перьями:

«От великого князя Ивана Васильевича всея Руси в нашу отчину Великий Новгород… от Новгорода верст за сто и за полтараста и за двести, князьям т и детям боярским. Послал я в свою отчину в Великий Новгород окольничего своего Ивана Дмитриевича Шеина, а велел оярам своим и наместникам князю Юрию Михайловичу Булгакову да Василию Дмитриевичу да окольничему своему Ивану смотрети у вас дочерей девок, — нам в невесты. И как к вам эта наша грамота придет, и у которых у вас будут дочери девки, и вы б с ними часа того ехали в Великий Новгород; а дочерей бы у себя девок однолично не таили, повезли бы часа того не мешкая. А который из вас дочь девку у себя утаит и к боярам нашим не повезет, и тому от меня быть в великой опале и казни».

Лицам, кои просматривали невест на месте, давали словесный наказ с подробным обозначением тех добрых качеств, какие требовались для невесты государевой. Важное место занимали здесь меры роста и возраста. После осмотра все избранные красавицы той или иной области вносились в особую роспись с назначением — прибыть в назначенный срок в Москву, где им готовили новые смотрины, еще более разборчивые, уже во дворце, при помощи самых близких людей государя.

Наконец, избранные из избранных являлись на смотрины к самому жениху, кой и указывал себе невесту, так же после многих испытаний.

Иван Грозный выбрал сначала 24, а затем 12 невест, коих надлежало осмотреть лекарям и бабкам; долго сравнивал их в красоте, а особенно — в уме.

Собранные невесты обыкновенно размещались в одной большой светлице, в коей стояли двенадцать постелей и один трон. Иван Васильевич, сопровождаемый одним боярином, входил в светлицу и усаживался на трон. Невесты, одна за другой, становились перед ним на колени и, бросив к его ногам златотканый платок с жемчугами, удалялись. Когда царь окончательно делал свой выбор, то сам подавал невесте платок расшитый золотом и кольцо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза