Зная, что люди часто испытывают сильные эмоции в определенных поведенческих фазах, и заметив, что поведение многих животных зачастую напоминает наши «эмоциональные» поступки, они приходят к выводу, что у животных есть эмоции, схожие с нашими. Многие идут еще дальше и утверждают, что эти эмоции… являются причинными факторами в научном смысле слова… Мы не будем следовать этому методу в нашем изучении поведения животных.
Подобные взгляды сохранялись вплоть до 1980-х годов, когда ученым «рекомендовали изучать поведение, а не пытаться понять эмоции, лежащие в его основе»[293].
Однако некоторым, к примеру выдающемуся биологу Дону Гриффину, о котором мы уже упоминали, хватало уверенности оспаривать подобные взгляды. В его книге «Вопрос сознания у животных» (The Question of Animal Awareness), опубликованной в 1976 году, впервые серьезно рассматривалась проблема сознания животных и представления о том, какой «ментальной деятельностью» обусловлено их поведение[294]. Книгу Гриффина осмеивали в широких кругах – отчасти, как высказался один коллега, «потому что его критики продолжали давать сознанию определение, которое исключало всякую возможность обнаружения такового у животных»[295]. Тем не менее с середины 1970-х годов и далее, в 1980-х, наблюдалась волна интереса к вопросу о существовании сознания у животных, питаемого главным образом нарастающей озабоченностью проблемами сознания и благополучия существ, не принадлежащих к человеческому роду[296].
Эмоции, чувства, понимание, интеллект и сознание – сложные концепции. Даже дать определение им для нас самих – каверзная задача, что же говорить о трудностях в отношении птиц и других животных, не принадлежащих к числу людей? Вопрос сознания остается одним из важнейших в науке, не только увлекательной, но и чрезвычайно спорной областью исследований[297]. Точно определить, что мы подразумеваем под «сознанием» или под «чувствами», проблематично, но ничто не сравнится по сложности с попытками представить себе, как всего лишь работа нейронов способна обеспечить осознание или вызвать чувства дискомфорта или эйфории.
Все эти трудности не помешали попыткам ученых понять эмоциональную жизнь птиц и других животных, однако ввиду недостатка концептуальной основы эта сфера характеризуется чем-то вроде вседозволенности. К примеру, некоторые исследователи считают, что птицы и млекопитающие испытывают тот же диапазон эмоций, что и мы. Другие, более консервативные, утверждают, что сознание есть только у людей, поэтому лишь люди способны испытывать эмоции. Полемика – нормальный элемент научного процесса, и ей свойственно максимально обостряться в тех случаях, когда ставки особенно высоки. Сознание – масштабная задача, тем более увлекательны попытки понять, какого рода чувства испытывают птицы и другие животные. У людей сознание включает в себя различные чувства. Я не сомневаюсь, что и чувства птиц интегрированы так же и что эта интеграция порождает эмоции (того или иного рода), которые позволяют птицам вести повседневную жизнь, но «образуют» ли они сознание в нашем понимании, остается неизвестным. За последние двадцать лет был достигнут значительный прогресс, и чем больше мы узнаем, тем более вероятным кажется наличие эмоций у птиц. Однако это непростые исследования – непростые, но потенциально чрезвычайно многообещающие, поскольку мы, уточнив наши представления о птицах, жизнь которых во многих отношениях подобна нашей – как преимущественно визуальная, в целом моногамная и высокосоциальная, – обретаем в качестве приза уточненные представления о нас самих.
Биологи, психологи и философы годами спорят о проблемах сознания и чувств, так что я не рассчитываю найти решения этих проблем здесь, на страницах книги. Вместо этого я применю элементарный подход, чтобы мы вместе задумались о том, что, возможно, творится в голове у птицы. Основа этого подхода – предположение, что эмоции развились из базовых физиологических механизмов, позволяющих животным, с одной стороны, избегать вреда или боли и с другой – получать необходимое, «награду», такую, как партнер или еда[298]. Если представить себе непрерывный спектр с недовольством и болью на одном конце и удовольствием и наградами на другом, получится удобная отправная точка для рассмотрения эмоций.