Удивительный мир птиц. Легко ли быть птицей?

Обычное явление в Норфолке – прочистка «стоков», то есть сточных канав на выгонах, и порой при этом ощущается сильный неприятный запах. Я не раз поражался тому, что к жидкой грязи обязательно рано или поздно прилетали черныши – птицы, которые встречаются довольно редко… Но каким образом они ухитряются обнаруживать свежевычищенную грязь, в которой они находят пищу, если не по запаху?[207]

Более убедительны многочисленные свидетельства тому, что во́роны чуют смерть. Одно из них напоминает отрывок из романа Томаса Гарди[208]:

В мае 1871 года мистер Э. Бейкер из Мерса в Уилтшире присутствовал на похоронах двоих детей, умерших от дифтерии. Предстояло проделать путь длиной около мили вдоль Даунса; похоронные дроги не успели отъехать далеко, как появились два ворона. Эти птицы траурного цвета… сопровождали скорбящих почти всю дорогу и привлекали внимание к себе, неоднократно слетая сверху на гробы и не оставляя у мистера Бейкера никаких сомнений в том, что они распознали содержимое гробов с помощью своего острого нюха[209].

Один из читателей прокомментировал этот отрывок так: «После его прочтения трудно воспринимать давно укоренившиеся представления о во́ронах как небылицы; здесь совершенно ясно, что зрение ни при чем, поскольку гробы были закрыты, следовательно, во́роны могли определить, что в них находится, только по запаху»[210].

Распространенное поверье, будто бы вороны предчувствуют смерть, нашло отражение в «Отелло» Шекспира: «Как ворон над жилищем, где чума…»[211]

Анатомические свидетельства выглядят еще убедительнее. В XIX веке были достигнуты большие успехи в наших представлениях об анатомии животных. Препарирование стало страстью, особенно в кругах британских и немецких зоологов. Самым компетентным анатомом в Англии был Ричард Оуэн – в дальнейшем заклятый враг Дарвина, отрицавший естественный отбор и хранивший верность точке зрения церкви, согласно которой Бог создал все живое в его нынешнем облике. В облике и заключалась вся суть, ибо Оуэн был превосходным анатомом и беззастенчивым честолюбцем, скальпелем проложившим себе путь в высшие эшелоны викторианского общества.

Викторианская одержимость анатомией определила порядок получения университетских дипломов по зоологии на последующие полтора века. Будучи студентом в конце 1960-х, я препарировал бо́льшую часть фауны: дождевых червей, морских звезд, лягушек, ящериц, змей, голубей и крыс. И это мне нравилось. Обыкновенная кошачья акула[212] служила нам модельным организмом; неделю за неделей мы доставали собственноручно снабженную этикеткой кошачью акулу из огромного бака с вонючим формалином, чтобы продолжить препарирование. Особенно важны были черепно-мозговые нервы, отходящие от мозга и управляющие большинством функций организма, однако в то время я еще почти не понимал их значения. Несмотря на парализующий эффект формалиновой вони, препарировать кошачью акулу было замечательно. Ее скелет образован хрящевой тканью, что позволяет отделить череп – все равно что резать стручковую фасоль – и обнажить похожие на шнуры нервы, отходящие от мозга. Пятый нерв, тройничный (названный так потому, что он имеет три основные ветви), доставляет информацию из носовой полости к головному мозгу, как и у всех позвоночных.