Удивительный мир птиц. Легко ли быть птицей?

Однако есть птица, сексуальное удовольствие которой явно и очевидно: это черный буйволовый ткач, африканская птица размером со скворца. В феврале 1868 года, готовя к публикации свою книгу по половому отбору, Чарльз Дарвин писал своему излюбленному осведомителю по птицам, содержащимся в неволе, Джону Дженнеру Уиру, спрашивая, не мог ли тот «припомнить какие-либо факты, имеющие отношение… к выбору самкой конкретного самца, или, наоборот, самцом конкретной самки, или к приманиванию самцами самок, или еще какие-либо подобные факты». Уир в ответ немедленно описал брачные ритуалы и поведение при спаривании нескольких птиц, которых он содержал, в том числе буйволового ткача, добавив, что этот последний вид «ничем особенным не примечателен»[166].

Как же он ошибался! Потому что перед самой клоакой самца буйволового ткача находится ложный пенис – двухсантиметровый, похожий на палец придаток. Наблюдая за обычной жизнью этой птицы изо дня в день, невозможно догадаться об особенностях ее анатомии, так как ложный пенис скрывают из виду черные покровные перья. Но если перевернуть птицу в руках и слегка подуть на перья, раздвигая их, этот удивительный орган предстанет во всей красе. Обладающий этим органом, который впервые описал в 1830-х годах французский флотский врач и натуралист Рене Примевэр Лессон (1794–1849), буйволовый ткач – уникум среди птиц.

Заинтригованный описанием Лессона, а также еще одним, сделанным в 1920-х годах русским орнитологом Петром Сушкиным, я решил продолжить исследования, поскольку был убежден, что этот необычный орган наверняка развился в связи с конкуренцией сперматозоидов. Первым делом следовало увидеть его своими глазами, и по счастливой случайности я узнал, что в музее Виндхука, Намибия, есть образец, который я мог бы получить. Заспиртованный образец, незамедлительно отправленный по почте, оказался идеальным: половозрелый самец в расцвете сил. В сопроводительном письме объяснялось, что в Намибии эти птицы считаются «вредителями», так как доставляют фермерам немало хлопот, потому что вьют огромные гнезда из веток на ветряных мельницах и препятствуют работе насосов, качающих воду из-под земли на сухую пустынную почву. В ходе препарирования подтвердилось то, о чем писал Сушкин: ложный пенис представлял собой жесткий стержень из соединительной ткани, без каких-либо протоков или каналов, без очевидного притока крови, и, если верить предыдущим отчетам, без нервной ткани. Это казалось странным, так как внешний вид фаллического органа буквально кричал о тактильной чувствительности. За все время моих исследований репродуктивной биологии птиц я лишь изредка сталкивался с более очевидными символами маскулинности[167].

Важно отметить, что мое препарирование показало: птица обладала сравнительно крупными половыми железами – явным признаком промискуитета самок и острой конкуренции сперматозоидов. Я увлекся – и опомниться не успел, как занялся проектом по изучению буйволовых ткачей в Намибии вместе со студентом Марком Уинтерботтомом, энтузиастом научной работы, проводящим полевые исследования. На первый взгляд, изучать буйволовых ткачей проще простого. Эти птицы широко распространены, в некоторых районах почти на каждой ветряной мельнице бросаются в глаза их неряшливые гнезда, к которым на удивление легко подобраться. Менее удобным оказалось то, что они также гнездились на акациях, в том числе нависающей над домом, который мы арендовали на ферме, где разводят дичь для охоты. Просыпаться каждое утро ни свет ни заря под крики самцов буйволовых ткачей было настолько чудесно, что даже не верилось.

И тем не менее. Гнезда, достигающие метра в поперечнике и разделенные многочисленными перегородками, зачастую принадлежали двум самцам, действующим сообща. Такое поведение необычно для птиц любого вида – казалось, ситуация располагает к конкуренции сперматозоидов. Над нашим домом гнездилось несколько групп, или коалиций, как мы их прозвали, самцов, которых мы поймали и окольцевали разноцветными кольцами, чтобы различать, кто из них кто. Но самок там не оказалось. Раннее утро самцы проводили в гнезде, дополняя его новыми ветками, изредка проявляя демонстрационное поведение и затевая ссоры друг с другом. Затем однажды утром без предупреждения наши самцы вдруг пустились в неистовый брачный танец, били крыльями, кланялись и кричали, привлекая небольшую группу самок. Но самки пролетели мимо, и, как только они скрылись из виду, энтузиазм наших самцов улетучился. Только тогда нас с Марком осенило, что система репродуктивных связей у буйволовых ткачей – оппортунистическая, приспособленческая, полностью зависимая от симпатии самок к группе самцов (или к их гнездам) и решения этих самок задержаться где-либо с целью размножения. Птицы, поселившиеся над нашим домом, были, вероятно, совершенно непривлекательными для самок, так как за наш первый четырехмесячный сезон полевых исследований партнерши у них так и не появились.