Торговля в Дамаске действительно резко пошла на убыль. К тому же господство мамлюкских феодалов, приведшее к ослаблению Сирии, сменилось тяжким турецким игом. В 1516 году в страну вошли турецкие войска Селима I. Сирия стала частью Османской империи.
Дамаску, впрочем, при турках вернулась часть его бывшего политического значения: турки разделили всю Сирию, включая Ливан и Палестину, на четыре провинции, центром одной из них стал Дамаск. Провинции эти назывались «пашалыки», а управлял каждым пашалыком турецкий наместник — паша, власть которого над судьбами подданных не имела границ. В ответ на непомерные подати и притеснения вспыхивали восстания, но все они безжалостно топились в крови. Паши сознавали, что одним только «кнутом» чужие земли не удержать, однако и «пряники» раздавать было не в их правилах. Вместо «пряников» турки решили сочетать «кнут» с религией, и, надо констатировать, такой тандем оказался весьма действенным. Контраст между нищетой местных жителей и роскошью, окружавшей пашей и их приближенных, сглаживался великолепием религиозных построек и помпезностью мусульманских праздников, которые шумно отмечались чуть ли не каждый месяц и в которых участвовали все до последнего нищего. Особенно пышно обставлялся хаджж. Паша Дамаска назначался одновременно и главой хаджжа. Он начинал с того, что собирал с помощью янычар налог на паломничество, причем, когда кто-либо пытался уклониться от уплаты, его били палками до тех пор, пока помыслы провинившегося не очищались и ему не становилось ясно, что внести взнос в столь богоугодное предприятие — дело святое.
К концу XVIII века Дамаск опустился до уровня заурядною восточного города. Побывавшие в нем в ту пору путешественники-христиане, вяло отдав должное ремеслам. с редким единодушием пишут о том, что, кроме мечети Омейядов и библейской Прямой улицы, в Дамаске смотреть нечего.
Мало кто из христиан удостаивался приглашения паши или его приближенных: мусульманские владыки с подозрительностью относились к визитерам из Европы, видя в них — часто не без основания — шпионов, вынюхивавших по заданию своих монархов, где и чем можно поживиться. Но те немногие, кто все же побывал во дворцах вельмож, в мечетях и прилегавших к ним больницах, а также в караван-сараях, отмечают исключительную пышность убранства, искусную отделку стен, потолков, полов, необычайное разнообразие орнаментов.
Одно из красивейших зданий, сохранившихся до наших дней и теперь ставшее Музеем народных традиций, — это построенный Азем-пашой в XVIII веке дворец, носящий его имя. Он расположен в центре старого Дамаска, неподалеку от мечети Омейядов. Его фасады, в соответствии с исламской традицией, неброски, зато посетители, войдя через небольшие ворота внутрь, словно попадает в восточную сказку: крытые колоннады, стены, расписанные ярким геометрическим узором, узкие, стрельчатые, в виде витражей из цветного стекла окна, выложенный мраморными плитами пол. А посреди внутреннего двора, обрамленного фруктовыми деревьями и благоухающего ароматами цветущих роз и жасмина, у подножия широкого, крытого коврами трона паши дышит прохладой прямоугольный бассейн, и, подгоняемые струйками журчащих фонтанов, по его поверхности умиротворенно плавают лепестки лилий.
От турецких времен в Дамаске осталось немало дворцов, караван-сараев, мечетей, знаменитый на весь Восток крытый сук (базар) Хамидия, названный так в честь его основателя Хамид-паши. Однако роскошь и великолепие всего этого еще не означали экономического благополучия Сирии. Большинство ее арабского населения пребывало в нищете. Особенно жестокой эксплуатации подвергались крестьяне, которые были ударной силой в восстаниях против турецкого господства XIX–XX веков. Все хозяйство держалось на плечах феллахов и ремесленников, да еще на караванной торговле. С открытием в 1869 году Суэцкого канала ее ручеек, протекавший через Дамаск, давно уже не полноводный, почти совсем пересох: товары теперь везли более простым, дешевым и скорым путем — по каналу. Обнищание масс достигло предела.
В XIX веке в Сирии начался процесс разложения феодализма и зарождения капиталистических отношений, развитие которых тормозили турецкое засилье и местные феодалы. К тому же на территории Сирии не прекращались войны. В 1832 году ее захватили войска правителя Египта Мухаммеда Али. Народ, почувствовав на себе тройной гнет, поднимался на восстания, наиболее крупные из которых произошли в Сирии, Ливане и Палестине в 1839–1840 годах и способствовали уходу из этих стран египетских войск.
Во второй половине XIX века в Сирии усилилось проникновение иностранного капитала, и она стала рынком сбыта и поставщиком сельскохозяйственного сырья Франции и других развитых капиталистических держав.