Смотритель оказался прав. На следующее утро ветер подул в обратную сторону. Фемлинг быстро побросал все бутылки в море, а дядюшка Урвар покинул маяк. Они снесли фургон вниз и поставили на воду, и Фемлинг получил упаковку обещанной колбаски.
Теперь в фургончике не было тесно, оставалась всего одна упаковка. Ветер дул сильный, и Урвар надеялся, что скоро приплывёт домой.
— Посылай мне иногда письма в бутылках, — попросил смотритель и заморгал по очереди то одним, то другим глазом.
Дядюшка Урвар не сумел ответить, потому что порывы ветра заглушали слова. Ветер отогнал ларёк от скалистого берега, и вскоре маяк исчез из виду.
Дядюшка Урвар остался совсем один в огромном бушующем море.
— Наконец-то я на пути к дому, — радостно сказал он. — Теперь-то я по-настоящему доволен.
Но это было вовсе не так. Ветер усиливался, и волны поднимались всё выше, фургончик качался всё сильнее, а дядюшка Урвар становился от страха всё бледнее.
— Правда, меня немного укачивает, — стонал он, вытирая пот со лба. — Скорее бы приплыть домой.
Но его окружала одна лишь вода.
— Ах, как жаль, что у меня нет парусной лодки! — сокрушался он. — Я бы давно был дома! Лодка фрёкен Франссон сгодилась бы, только не фургончик. А может, всё-таки подойдёт? Попробую-ка я ещё разок:
Когда тебе совсем невмочь,
Никто не смог тебе помочь,
Ты бодрость духа не теряй,
Себе на помощь призывай
Соображалку.
Чтобы слышать себя самого, ему приходилось кричать. Он хмурил брови и бубнил.
— До чего же я был глуп! — закричал он вдруг. — Ведь я вполне мог плыть в фургончике. У меня всё время при себе был парус.
Дядюшка Урвар снял с себя большой белый передник, который закрывал его живот. Но куда бы он приспособил этот парус? Для этого нужна мачта.
Он снова призадумался и тут обратил внимание на высокий стул с тремя ножками. На этом стуле он сидел, когда продавал колбаску.
— Сейчас он мне ни к чему, — сказал он сам себе, — мне всё равно придётся стоять до конца отпуска.
Урвар схватил стул и оторвал одну ножку, потом привязал к ней передник и воткнул ножку в дырку на крыше. Ветер наполнил воздухом парус-передник, превратил фургончик в отличную парусную лодку и погнал её по волнам.
— Вот так-то, если хочешь, чтобы у тебя что-нибудь получилось, надо стать смекалистым.
Лодка понеслась быстро, и вскоре на горизонте Урвар увидел землю. Берег всё приближался. Порывы ветра трепали передник. Вот огромная волна с шумом завыла: у-у-у-у-у!..
Не успел дядюшка Урвар опомниться, как ларёк вышвырнуло на берег.
9
Дядюшка Урвар ударился головой о стену, и на лбу у него выскочила здоровенная шишка. Руки устали держать ножку стула с передником. Ноги устали от долгого стояния. К тому же дядюшка Урвар сильно проголодался, ведь руки у него были заняты и он не мог открыть оставшуюся упаковку колбаски.
Но обо всём этом он вскоре позабыл, он был счастлив оказаться на берегу.
— Ура! — крикнул Урвар, открывая дверь фургончика. — Теперь я стану добрым и никогда не буду жаловаться. Попытаюсь помогать всем, кому плохо, не умеющим быть хитроумным, как я.
Недалеко от берега стояло несколько домов, и оттуда доносились музыка и смех.
— Видно, у них в городе праздник, — сказал дядюшка Урвар, усаживаясь на берегу. — Отдохну, пожалуй, немного и пойду дальше. Приятно видеть весёлых людей.
Но где-то рядом послышалось что-то совсем невеселое.
Дядюшка замер. Похоже, что кто-то плачет. Урвар встал и огляделся. Позади кочки он заметил синий берет.
Дядюшка Урвар осторожно прокрался к нему и увидел высокого человека в берете с растрёпанной русой бородой.
— Привет! — крикнул ему Урвар. — Отчего плачет такой большой, сильный человек?
— Кхе, кхе, портмонихен! — прокряхтел он.
Урвар ничего не понял и спросил снова:
— Всё это интересно, но объясни поподробнее. Быть может, я сумею тебе помочь, ведь не буду хвастать, но я весьма хитроумный.
— Викке Бохему ты не сможешь помочь, — ответил бородач. — Я — художник, пишу картины. Тоже не хочу хвастаться, но люди говорят, что я очень талантливый. Многие из этого города заказывают мне картины.
— А ты после этого ещё вздумал плакать, — упрекнул его дядюшка Урвар.
— Да ты не всё знаешь, — сказал Викке Бохем. — Все хотят, чтобы я писал берег, море и солнце.
— Конечно, это очень красиво. А почему же ты не хочешь писать такие картины?
— Я не могу писать берег и солнце, — всхлипнув, сказал Викке Бохем. — Подумай сам! Взгляни на мою палитру. У меня нет краски нужного цвета. Нет жёлтой краски. Я могу изобразить море, но солнце и берег должны быть жёлтыми.
— А почему ты не купишь жёлтой краски в магазине? — удивился дядюшка Урвар.
— Почему не купишь в магазине? — передразнил его Викке. — Я сказал тебе ти блайбанс и портмонихен. У меня нет денег. Не можешь одолжить мне?
— У меня тоже в кармане пусто, — признался дядюшка Урвар. — Всё, что у меня есть, — это мой фургончик.
— Вот видишь сам, никто не может мне помочь.
Дядюшка Урвар задумался.
— Попробую помочь тебе с жёлтой краской, — сказал он и тихонько пробормотал:
— Когда тебе совсем невмочь,
Никто не смог тебе помочь,
Ты бодрость духа не теряй,
Себе на помощь призывай
Соображалку.