Удельный князь

— Вот тебе, Колыван, истинный крест! — второй виновник несколько раз с усердием перекрестился. — Гореть мне в пекле, коли соврал.

Боярина отпустило. Первый гнев схлынул, и тяжело осев на медвежьи шкуры, он крепко задумался. Осенью, как и обычно его люди ездили к пруссам, где основательно вложились в янтарь и то, что он остался с носом, здорово подпортило планы. А решить проблему обычным способом нельзя. Коли молва не врёт, князь Мстислав неполной сотней Переяслав-Рязанский взял, походу разбив тюмен татар. Про тюмен враки, понятное дело, но дружина у него хороша. Дыма без огня не бывает. Идти супротив такой своей малой дружиной гиблое дело. Вече собирать? Нет, всё одно городовой полк не дадут…

И тут Калыван вспомнил про жалобу ближника, про письмо Калиты, и план действий в голове сразу сложился. Боярин питал слабость к многоходовкам с двойным дном, а медлить в делах, касаемых прибыли не привык, и ещё раз всё взвесив, набрал полные сани подарков и отправился в вечевую избу.

* * *

На балконе княжьего терема, укутавшись в меховое покрывало, сидел молодой мужчина. Стол перед ним был украшен верчеными перепелами, Хвалынским осётром и беломорской сёмгой, запеченной с рыжиками сметане. Однако ни богатая закуска, ни гишпанское вино не могли развеять мрачное настроение князя. Он по прежднему рассеяно взирал на проходящие по Волхову суда, мысли же его были далеки он Новгородской земли.

У Гедимина четырнадцать внуков и рассчитывать, что после смерти деда ему достанется что-то серьёзное не приходится от слова совсем. Шесть дядьёв, двадцать четыре внука среди которых он не числился любимчиком. Да и при самом дворе у отца дела обстоят не лучшим образом. Его коалиция с Евнутием сдаёт позиции перед союом а Кейстута с Ольгердом, эти дядья в последний год набрали большой вес. Всё это откладывало его мечту обзавестись собственной дружиной и крупным городом в кормление на неопределённый срок, если не навсегда.

В свои семнадцать лет молодой князь уже познал вкус власти. Несколько лет назад новгородцы отдали в кормление его отцу Наримунту Ладогу, Орешек, Корелу и половину Копорья. Не за красивые глазки, а по причине давнишнего конфликта Новгорода с Калитой. Но тем не менее. Земли обширные, но небогатые. С корел кроме шкурок и холопов брать нечего, вот и посадил его отец на стол. Три лета он кормился в Орешке, собирая дань. Шестьсот рублей в год неплохое подспорье... для отца. Ему же из потока серебра перепадали крохи, а после того, как Литва отказала в помощи против короля Магнуса бояре корм уменьшили вдвое, а его из Орешка вежливо попросили. Русские торгаши вышвырнули его словно нашкодившего щенка! Если бы не дружина отца, то и наместника не оставили. Но семь сотен конных сила. Сила с которой нельзя не считаться. Жаль, отец не может оставить воев ему навсегда, очень жаль. Он бы со строптивыми новгородскими боярами разговаривал по-другому.

Айдас, старший воин дружины подошёл и коротко поклонившись встал рядом.

— Чего тебе?

— Боярин Колыван Вышатич принять просит.

— И что опять треба этому московиту?

— Не ведаю, но сума у него велика, — воин усмехнулся и развел руки в стороны.

— Велика говоришь, — князь оживился, — зови, коли так.

Вошедший угодливо согнулся, снял шапку и в пояс поклонился.

— Добрые лета тебе и твоему роду, Александр свет Глебович! Азм яки проведал что ты во град наш явился, сразу к гости явился. Поминки привёз богаты и привет сердечный от Олеси Ростиславовны, — боярин масляно улыбнулся. — Привести?

— Сам зайду, — отмахнулся князь. — А ты смотрю не торопился, боярин. Я уж седмицу в Кремле кукую и сколько ещё пробуду в вашей дыре одному богу известно.

Александр Глебович русский знал с детства, от матери, что происходила из рода Волынских князей, и какого-то перевода специфичных выражений боярина ему не требовалось.

— Дык по делам торговым ездил. Постой, а тебе что, выходит, корма не собрали? Ой-ой-ой! — наигранно покачал головой боярин. — Руку на отсечение дам, сие бояре Людина конца воду мутят.

— А ты тута не причём?

— Побойся бога, Александр Глебович! Азм к тебе завсегда со всей душою. Глянь-ка, что привёз.

Колыван был опытным разводилой, и обвести вокруг пальца семнадцатилетнего юношу с горящим взором, мечтающего избавится от папиного надзора, не представляло труда. Польстить, подложить красивую девицу, подарить кинжал или меч, а то маленько серебра подкинуть. Колыван прекрасно знал, что князь «картофельный», что без дружины папы и советников ничего из себя не представляет. Однако, именно сейчас дружина у него была, а значит, следовало подвести его к нужному решению.

— С Калитою каши не сваришь, да и немощен он ныне, — подливал в свою речь елея боярин. — Тебя же зрю князем посаженным и крест целую, что за то на вече голосовать буду. Однако, надобно чтобы помимо слов за тобою и сила была.

— Ты к чему клонишь то, а Колыван? Не хуже меня ведаешь, по весне дружина к отцу отъедет.

— Знаю, знаю, княже, — боярин замахал руками. — О другом речь веду. Проведал я, где можно взять две тысячи рублей, хлопов и доспехов ладных во множестве.